— Я так рад, что ты здесь, — сказал он. — Без тебя сегодня было бы скучно, как на любом другом приеме, даже несмотря на все это великолепие аквариума.
— Мне не было бы скучно, — возразила Сабрина. — Обожаю смотреть, как ты общаешься с людьми, выступаешь с речами, и еще я люблю тебя, и сейчас мне хочется быть только здесь и нигде больше.
Гости то и дело делали им комплименты, отмечая, как прекрасно они смотрятся вместе. Гарт был в смокинге, а Сабрина — в джемпере золотистого цвета и длинной юбке из белого атласа, привезенной ею из Лондона. Приехала президент университета Клаудия Байер с мужем и окинула их одобрительным взором.
— Стефани, Гарт, мы гордимся вами. Сколько мы сегодня должны собрать?
Гарт покачал головой.
— Нисколько, просто мы постараемся сегодня дать всем почувствовать, что в них души не чают. Мы устроим на них «охоту» месяца через полтора, когда будет заканчиваться кампания по сбору средств. Во всяком случае, я на это надеюсь. Просить деньги лучше в феврале — марте, когда большинство забыло, сколько потрачено на Рождество.
Клаудия улыбнулась. Высокая и очень худая, она сутулилась, и это придавало ей сходство с луком для стрельбы. Седые волосы Байер были гладко зачесаны назад, на носу водрузились очки в слишком большой черепаховой оправе. В сером брючном костюме с кружевной белой блузкой, она почти в два раза превосходила размерами высокого, худощавого мужа, профессора французской истории.
— А сколько мы должны собрать к концу кампании? — спросила она.
— Три миллиона четыреста тысяч, — терпеливо ответил Гарт, зная, что ей отлично известно, сколько денег нужно каждому, кто работает в университете, какое время года ни возьми. — Тогда всего у нас будет пятнадцать миллионов, и нам не придется просить еще, пока мы не решим расширяться дальше.
— И для этого пришлось устраивать столько светских приемов, — задумчиво произнесла Клаудия.
— Все эти расходы предусмотрены в смете. Мы ее не превысили.
— Знаю. Но все равно смета уж больно большая. Но сегодня вечер, похоже, получился на славу. Ты хорошо придумал насчет аквариума.
— Это не моя заслуга, — ответил Гарт, переводя взгляд на Сабрину.
— Ах, вот оно что! — Клаудия кивнула. — Мне всегда были по душе мысли, приходившие в голову Стефани. Стефани, завтра во время ленча я вам позвоню. Мне хотелось бы кое о чем поговорить. Или позвонить вам в магазин?
— Да. Если меня не будет, Мадлен подойдет к телефону. Я бы с удовольствием пообедала, наш последний обед мне очень понравился.
— Вот и отлично. — Она быстро отошла и решительно направилась к группе гостей, внимательно наблюдавших за стайкой морских чертей. Их чешуя сверкала и переливалась, словно неоновые огни, и они плавно двигались в темной воде.
— А что она имела в виду, говоря об очень большой смете? — поинтересовалась Сабрина.
— Да то, что мы тратим много денег, чтобы выручить много денег. Ей хотелось бы, чтобы траты были поменьше, а выручка оставалась такой же. Я бы так и сделал, если бы это было в моих силах, но пока я не знаю другого способа заставить человека выписать чек на шести- или семизначную сумму, если не задобрить его перед этим.
— Этим должна заниматься Клаудия. Тебе же следует думать о науке и руководстве институтом, а не о том, как выклянчить деньги, обходя со шляпой по кругу.
— Она этим и занимается, и в этом ее никто не превзошел. Дело здесь в том, что те, кто выписывает чеки на такие суммы, как правило, хотят взглянуть на человека, который будет тратить эти деньги. Я их понимаю. Ты сегодня прекрасно выглядишь. Золотистый цвет тебе очень идет, и мне нравится твоя прическа. Ты подстригла волосы, да? Такое впечатление, что они стали короче.
Она засмеялась.
— Я на самом деле подстриглась, они стали короче, и я рада, что тебе нравится. — Однако это был напускной смех: она почувствовала внезапный прилив грусти и чуть не задохнулась от нахлынувшей боли. Длинные волосы были у Стефани. Обе сестры всегда носили волосы свободно падающими на плечи, а когда одной хотелось заплести косу или заколоть волосы шпильками, то другая поступала так же. С какой стати я подстриглась, мелькнула у нее мысль. Первый раз я подумала об этом в январе, словно зная, что так и надо сделать. Но с какой стати именно так, а не иначе? Почему я была так уверена, что поступаю правильно?
— Любовь моя, — нежно окликнул ее Гарт.