«Белоснежка»! Ника вскочила и выхватила из шкафа свою видавшую виды школьную форму. Метнулась в спальню родителей, выдвинула верхний ящик комода, стала открывать коробочки и шкатулки.
Наконец нашла то, что искала — кипенно-белые кружева. Когда и зачем они покупались? Никино сердце дернулось в каком-то сладком предвкушении. Она вернулась к себе и, достав ножницы, стала выкраивать воротнички для формы. Это оказалось совсем нетрудно. Она шила белые воротнички и повторяла на разные лады: Коля. Коля. Коля. За этим занятием застал ее вернувшийся с шахты отец.
— Что за переворот? — весело поинтересовался он.
Ника обернулась и быстро вобрала в себя взглядом родные черты лица с первыми бороздками морщин, щетину на щеках и колючий ежик седины надо лбом.
— Папа! Мне.., мне нужна новая одежда! — выпалила она и, спохватившись, закрыла рот. Впервые она обращалась к отцу с подобной просьбой. Для убедительности своих слов Ника показала ему фартук с подпалиной и выгоревший спортивный костюм.
Отец потер подбородок.
— Ну что ж, раз такое дело… С получки сходишь с тетей Альбиной в магазин.
— Нет! — Ника подпрыгнула. — Только не с тетей Альбиной и не с тетей Кристиной, папочка! Лучше я пойду одна!
— Это почему же? — Отец перешагнул через разбросанные на полу одежки и сел на диван. — Ты поссорилась с тетками? Вот новость!
— Нет. — Ника замялась. Ну как говорить с отцом о таких вещах? — Они обе очень хорошие, но… Папа, они.., им все равно, как я буду выглядеть, лишь бы побыстрее из магазина уйти. У тети Альбины одышка, ей душно. Если мне что-то не нравится, то они начинают нервничать, кричать, упрекать меня.
Отец смотрел на нее пристально, не перебивал.
Нике показалось, что он не слушает то, что она пытается ему втолковать, а думает о чем-то своем.
— Все эти вещи купили мне на вырост. Пока я до них дорастаю, они становятся старыми.
Молчание отца сбивало с толку, Ника начала волноваться. Наверняка он решил, что она эгоистка. У него столько проблем: нужно обрабатывать дачу, «Запорожец» отремонтировать, чтобы маму возить к врачу, ремонт делать, а она думает, как нарядиться… Нике стало стыдно, и она замолчала.
— Почему же раньше ты никогда не говорила мне об этом? — наконец подал голос отец.
Ника пожала плечами.
— Мне было все равно, — призналась она.
— А теперь не все равно, значит?
— Нет. Теперь — нет.
— Значит, выросла моя птичка, — задумчиво проговорил отец и погладил Нику по волосам. Повторил:
— Значит, выросла…
Ника молчала. Хорошо это или плохо, что она выросла? Непонятно. Ника добросовестно порылась в зарослях своего детства, пробуя отыскать там что-нибудь такое приятное, что цепляло бы ее за подол, мешая радоваться тому, что эта пора кончается. Порылась и не нашла. Зато сегодня, когда ей уже четырнадцать, в ее жизнь вошла нечаянная радость — как заблудилась.
Робкая радость дрожит там на тоненькой ножке, как гриб опенок, и весело кивает ей: расти, Ника! Там, впереди, прекрасная тайна под названием «любовь».
— Ты не рад, папа? — спросила она.
— Еще немножко, и улетишь от своего папки. Оставишь нас с матерью одних, — неожиданно подытожил отец и поднялся.
— Да ты что, папа? Как это — оставлю? Почему?
— Я пошутил… — Отец отвернулся и вышел из комнаты.
Когда пришла мать от соседки, Ника уже намывала посуду, а отец читал газету «Труд».
— У Наумовых какое горе! — с порога воскликнула мать.
Она любила вот так, с порога, не поздоровавшись, сообщить услышанное у соседей.
— Что стряслось? — Отец захрустел газетой. — Умер кто?
— Типун тебе на язык! — махнула рукой мать. — Зачем сразу «умер»? Толик у них женился!
— Ну и горе! — передразнил отец.
— Самое настоящее горе! С ребенком взял, старше себя, разведенную!
Ника застыла с тарелкой в руке. Спина покрылась мурашками, словно речь шла о ней.
— Ведь он как с армии вернулся, Тося ему сразу: женись. А он ей: погуляю. Вот и погулял! Матери-то какое горе!
— Их дело.
Отец отложил газету.
— Сергей! Ну как это «их дело»? У нас такой же Славик, одного года с Толиком. Вот так вот ростишь, ростишь, бережешь, а какая-нибудь в момент окрутит и ребенка готового, неродного, на шею повесит!
Ника прикусила губу. Мысли носились в голове как сумасшедшие. Почему отец не спорит? Почему не скажет, что…
— Эллочка, и охота тебе чужие проблемы решать?