Ника взглянула на Катю так, словно та сморозила несусветную глупость. Вернуться на Рудник? Поселок, кажется, навечно выпал из времени. Застыл этаким сгустком прошлого — все те же пустые магазины с запахом селедки, улицы без фонарей, те же трубы завода, уносящие в чистое небо земную грязь. Все так же отец после работы, смыв грязь, принимается хлопотать по хозяйству, а мать вечно сидит на диване, слушая телевизор.
Представить себя здесь, запертой навечно? Нет, не сможет она уже без Москвы. А внутри ворохнулось потаенное: «Там Коля»…
Катерина после визита золовки задумалась. Ей, конечно, не по душе было то, что умудрила Ника, но зато грело другое: та обратилась не к кому-нибудь, а к ней, жене брата. Самой близкой родне. Признала. Если она не поможет девчонке, помогут другие, а отношения испортятся окончательно. А сейчас у Кати появился прекрасный шанс сблизиться с нелюдимой Никой, сделать ее как бы вечной должницей. И потому — союзницей. Когда с работы вернулся муж и привел из садика сына, Катерина уже знала, что разобьется в лепешку, но выполнит просьбу Ники.
* * *
Ника примерно представляла, как все будет происходить. Помнила. Но при приближении к серому неприглядному зданию больницы ее сковал страх. Это был не физический страх перед болью, а какой-то другой, скорее — мистический, сродни ужасу. Состоянию способствовали сумерки, совершенно серые и ватные при отсутствии вечернего освещения. Грязно-серый цвет больницы и тускло освещенные окна усиливали ощущение одиночества. В воздухе носился замысел готовящегося преступления. Ни до нее, ни до того, что она собиралась совершить, никому в этом мире нет дела. Именно так думала Ника, подходя к темному зданию больницы. От сырого холодного воздуха ее знобило, хотелось скорее оказаться в тепле, но, увы, не было такого конкретного места на земле, где именно она могла бы согреться.
Внизу, в темном коридоре, ее уже поджидала Катя.
В белом халате и такой же косынке она была похожа на доярку.
— Ну что ты так долго! Я уже решила, что ты передумала…
Они прошли по пустому длинному коридору и оказались в маленькой, убранной белым, каморке.
— Раздевайся, я сейчас.
Катерина скрылась. После ее ухода давящее ощущение усилилось, а сердце стало стучать больно и неритмично.
Она нерешительно сняла плащ и огляделась.
Застланная белым лежанка, белая ширма, за которой громоздится батарея «уток» с отбитой эмалью.
Ворох резиновых перчаток, обсыпанных тальком. Больница…
Ника поежилась. Квадрат за окном стал совсем синим. За стеной перекладывали инструменты, и от бряцающего звука Ника невольно вздрагивала всеми внутренностями.
— Ты чего не разделась до сих пор? — влетела Катя.
— Что — совсем?
— Тебя же обработать надо! — возмутилась Катя и по-деловому уперла руки в бока. — Врач ждать не будет, она после смены. — И, понизив голос до шепота, Катя добавила:
— Насилу уговорила! Только из уважения ко мне согласилась. Она у меня свинину брала к празднику.
Не дожидаясь Ники, Катя быстро и деловито принялась расстегивать пуговки на кофте у родственницы.
— Славик «тринадцатую» принес, — делилась она, не обращая внимания на состояние золовки. — Хочет коляску к мотоциклу покупать. А я как спальный гарнитур взять его уговариваю. Ну-ка накинь этот халат.
Ника нацепила широкий и короткий халат, от которого воняло хлоркой. А Катя уже тащила откуда-то черные кожаные шлепанцы.
— Спальный гарнитур с двумя тумбочками и еще полка на стену. — Катя, вероятно, была уверена, что отвлекает золовку от мрачных мыслей. — А Славик уперся: люльку ему мотоциклетную. Ты бы поговорила с ним.
Катя наконец закончила переодевать Нику и окинула ту оценивающим взглядом. Взгляд случайно задержался на бледном испуганном лице.
— Ты чего белая? Боишься, что ли? Сорокина — врач опытный, бояться не надо. Ой, а температуру-то! Забыли температуру-то!
Катя вытащила из пол-литровой банки на столе один из градусников и сунула Нике.
— Сиди.
Едва они определили градусник, в окно раздался звонкий и требовательный стук.
— Кого-то принесло! — воскликнула Катерина, бросаясь к окну. — Знают, что посетителям до семи, а прутся!
Прижавшись лбом к стеклу, она крикнула, видимо, привычную информацию:
— Родовое отделение — вторая дверь налево! Постоянно нас с родовым путают, — обернулась она к Нике. — Один раз вот так…