40 
Официантка исчезла, но очень скоро вернулась с ромом и шампанским. Патрик разлил игристый напиток в бокалы.
— Мне всегда хотелось иметь младшую сестренку, — сказал он с легким вздохом. — А лучше тебя я не найду никого и нигде.
Он сказал это задумчиво и очень серьезно. Кэтлин почувствовала в душе радость и какое-то непонятное ликование, как будто этот удивительный человек сделал ей предложение иного рода…
— Кэтлин, не в моих правилах навязываться. Может быть, у тебя уже есть… Ну, старший брат. Назовем его так.
— Нет.
«Где я найду кого-нибудь лучше тебя?» — мысленно добавила она.
— Итак?
Патрик поднял свой бокал и осторожно чокнулся с ней.
— Будем отныне братом и сестрой?
— Да, — прошептала Кэтлин. — С этой минуты — мы брат и сестра.
Патрик выпил шампанское до дна, после чего заявил, что немедленно хочет узнать абсолютно все о своей неожиданно обретенной младшей сестренке.
Они сидели за столом в полупустом зале, пили шампанское и ром, изредка поглядывая в окно, за которым продолжал падать мокрый снег. Кэтлин рассказывала Патрику о себе. И о… Мэгги. Ей казалось крайне важным, чтобы он знал все об этой замечательной женщине. О ее горячо любимой матери. А еще в глубине души Кэтлин возникло совершенно неосуществимое, но до боли жгучее желание, чтобы и Мэгги узнала о Патрике Фалконере.
— Как она отнеслась к твоему желанию стать доктором?
— Мэгги хотела видеть меня доктором философии, а не медицины.
— Ученым?
Кэтлин утвердительно кивнула и, отвернувшись, уставилась в окно. Она не хотела видеть реакцию Патрика на свое признание.
Кэтлин Тейлор, и вдруг ученый? Сухой исследователь, проводящая дни в лабораториях и библиотеках? Как знать, возможно, это был бы для тебя самый лучший выбор. Вместо скальпелей, пробирок, колбочек и микроскопов, не оставляющих ни сил, ни времени для интересных разговоров или горячих, захватывающих споров…
Может быть, такие мысли действительно роились сейчас в голове Патрика, очень серьезно смотревшего на Кэтлин. Но даже если это и действительно было так, она все равно ничего не могла прочесть в его потемневших глазах. Патрик был слишком гордым и сдержанным, чтобы выдать себя.
Кэтлин вдруг осенило: чистому, благородному Патрику просто в голову не придет осуждать молоденькую практикантку за то, что она, вроде бы, занимается не своим делом! Язвить, насмехаться, подтрунивать над кем-либо скорее пристало ей, а не ему. Ибо за всем этим обычно скрывается неуверенность в себе, в чем никак нельзя было заподозрить Патрика Фалконера. К тому же он предложил ей стать его младшей сестрой. И сделал это совершенно серьезно.
— Он мой родной брат-близнец, — тихо проговорил Патрик, опустив взгляд.
— Кто?
— Подумай.
— Грейдон Слейк?
— Да, он самый. Как ты быстро догадалась! Неужели мы с ним так похожи?
— Нет. И все же…
Час назад, когда Патрик остановился у витрины книжной лавки, Кэтлин заметила, как его взгляд задержался на романе Грейдона Слейка «Зыбучий песок».
— И все же? Продолжай, если уж начала.
— И все же при первой встрече с тобой я даже испугалась: уж не Слейк ли это?!
— Надеюсь, ты не подумала, что я в свободное от операций время кропаю популярные романы? Боже, да ты меня просто окрылила!
— А почему бы твоей младшей сестренке и не восхищаться своим старшим братом? Верить, что он способен на что-то очень значительное и прекрасное? Ты ведь с успехом мог бы этим заниматься!
— Нет, Кэтлин, не мог бы. Вот Джесс — тот может.
Джесс… Как давно Патрик не произносил имени своего родного брата! Наверное, долгие годы. Но вот он заговорил о нем, заговорил с ней, с Кэтлин. Заговорил сам.
— Да, мы с ним близнецы. Джесс старше меня на пятнадцать минут. Но мы не общались друг с другом с тех пор, как обоим стукнуло девятнадцать лет.
— Из-за Габриель!?
— Габриела стала завершающим, смертельным ударом по нашим отношениям. Мы отдалились друг от друга за четыре года до ее появления. А может быть, и всегда были такими.
— Но сам-то ты так не считал!
— Не считал. Наоборот, я думал, что мы с ним самые близкие друзья. Но как оказалось, ошибался.
— Ты в этом уверен?
— Да.
— Но ведь сейчас, когда вы оба повзрослели…
— Возврата к прошлому быть не может!
— Ты говоришь так, будто Джесс умер. Но ведь он жив! Как и ты.
— Но друг для друга мы умерли, Кэтлин! Это наша величайшая семейная тайна. И я хочу, чтобы она таковой и осталась.
40 
