Марка затошнило.
— А, это товарищ Евсюков! — сказал кто-то, наклонившись к голове лежавшего мужчины. — У него жена здесь… Надо сообщить…
— Пойдем! — ткнул поэта в бок Марк. — Мне нехорошо…
Отошли в сторону. Остановились.
Марк нагнулся под кустом, но желудок не желал очищаться.
— Очень символично! Очень! — произнес потрясенным голосом Вячеславин. — Это же он на тебя кричал? Он?
— Да… — не распрямляясь, выдавил из себя Марк, и тут его стошнило.
Отплевавшись, он обернулся к поэту.
— Я к себе пойду. Сделай одолжение, сходи на пляж, там подстилка и Кузьма в клетке!
Поэт кивнул и направился к дорожке, ведущей к морю.
Глава 29
Школа готовилась к празднику.
— Левее, левее! — командовал завуч Кушнеренко двум старшеклассникам, вешавшим лозунг «Наши знания — Родине!» напротив главного входа. — Так… Отлично!
Работы впереди было еще много. «Хорошо, если управимся до вечера, — думал завуч, — а если нет, то придется и ночью этим заниматься. Ведь еще и первый этаж не закончен, а потом еще три, плюс классные комнаты и фасад школы…» Банов сидел в кабинете и сосредоточенно думал.
Зазвонил телефон.
Дежурный Наркомпроса предупредил, что в школу выехал курьер с «праздничной атрибутикой», и, быстро попрощавшись, положил трубку.
Банов скривил губы. Он не знал, что такое «атрибутика», и, может быть, поэтому показалось ему, что дежурный говорил с ним по телефону с нескрываемым высокомерием.
В кабинет без стука вошел завуч Кушнеренко. Озабоченно посмотрел на Банова.
— Может не хватить гвоздей! — сказал он.
— Должно хватить, — несколько удивленно произнес директор школы. — Доложишь после обеда, если не будет хватать — попросим у стройки! — и Банов кивнул на окно, за которым виднелась свежая кирпичная стена будущего здания.
Кушнеренко вышел.
Банов в ожидании курьера барабанил пальцами по столу. Из коридора доносился шум. Хотелось чаю.
В дверь постучали.
Вошел учитель Можайкин с портретом Калинина в руках. Поздоровался и ищущим взглядом прошелся по стенам кабинета.
Банов с удивлением глянул на него.
— Товарищ директор… — заговорил Можайкин. — Надо повесить, положено, чтоб в кабинете директора был портрет…
Банов поджал нижнюю губу и тоже обвел взглядом стены своего кабинета: три стены, на одной — портрет Дзержинского, на второй — часы, третья занята книжным шкафом.
Учитель подавленно молчал, ожидая указаний директора.
А Банов тем временем думал: как быть? Снимать Дзержинского и вешать на его место Калинина? Или снимать часы с другой стенки и вешать портрет туда?
В дверь снова постучали. Три раза.
Вошел дежурный Наркомпроса в звании старшего лейтенанта с довольно большим опечатанным сургучом фанерным ящиком в руках. Он опустил ящик на директорский стол, потом попросил Банова расписаться на бумажке в получении и, козырнув, вышел.
Банов посмотрел на опечатанный ящик, потом на учителя Можайкина, и учитель все понял.
— Извините, — сказал он. — Я его здесь оставлю… Вы заняты…
И Можайкин тоже вышел, прислонив портрет Калинина к книжному шкафу.
Оставшись один, Банов прежде всего поставил чайник на примус. Потом распечатал фанерный ящик. Обнаружил в нем картонную коробку с ярлыком, на котором было написано: «Значки „Красный донор“ — 1000 штук», отдельно лежала затянутая бечевкой пачка уставов организации с тем же названием и рядом такая же пачка листков с нотами и словами новой песни Орлова-Надежина «Юный донор».
Мысли Банова вернулись к портрету Калинина. Хотелось побыстрее решить эту задачу и спокойно посидеть за чашкой чая. «А что, если повесить его рядом с Дзержинским?» — подумал Банов, и мысль эта показалась ему вполне приемлемой. Он нашел в ящике стола коробочку с гвоздями и молоток и, встав на стул, вбил в стенку гвоздик как раз на уровне носа Дзержинского, но только справа, в полуметре от портрета рыцаря революции.
Когда Калинин уже висел на стене, Банов отошел к книжному шкафу и оттуда посмотрел на оба портрета.
«Да… — подумал он, мысленно вздохнув. — Да они ведь как братья! Так похожи!» Потом заметил, что портрет Дзержинского висел чуть выше портрета Калинина, но подравнивать их не стал.
Время шло медленно. Осеннее солнце, иногда выглядывая из-за облаков, рисовало на полу кабинета квадрат окна.
Лозунги уже украшали вычищенный до блеска коридор второго этажа, и теперь за дверью директорского кабинета было тихо. Кушнеренко, перед тем как заняться третьим этажом, зашел к Банову и сообщил, что гвоздей хватает.