Особенно,... 
88 
Джейк налил себе большой стакан бурбона.
— Ты дрожишь. Здесь наверняка есть одеяла или еще что-нибудь в этом роде.
Кэрри нашла в шкафу в спальне одеяла и два махровых халата, совершенно одинаковых. Она переоделась в халат; он едва доходил ей до колен. Джейку он придется до середины бедра.
Когда она вернулась в гостиную, Джейк, по-прежнему в своем костюме-тройке, стоял у огня. Кэрри протянула ему второй халат.
— Тебе он будет короток, но вполне сойдет.
Зачем она это делает? Поддразнивает его, в очередной раз пытаясь проникнуть в его тайну.
Джейк взял у нее халат и пожал плечами.
— Моя одежда почти высохла, пока я стоял у огня.
Кэрри взглянула на его совсем еще мокрый костюм — ее огорчила откровенная ложь Джейка. Она присела на диван. Она так надеялась, что на этот раз им удастся поговорить откровенно. Джейк и сам этого хотел. Правда, более полугода назад. С того времени что-то произошло. Между ними встала новая тайна.
Она сделала еще глоток бренди. Новая волна тепла и уверенности в себе ее согрела, но вместе с уверенностью пришла злость. Она сидит, закутанная в нелепый банный халат, потому что Джейк велел ей снять мокрое платье, а сам он и не подумал переодеться из-за своей тайны.
— Я знаю о твоей ноге, — заговорила она и заметила, как сразу напряглось лицо Джейка. — То есть знаю, что с ней что-то неладно. Мне никто об этом не говорил, но за все годы нашего знакомства я ни разу не видела, чтобы ты бегал, не видела тебя в шортах. Иногда ты прихрамываешь. И еще… — Она умолкла.
— Что же еще?
— Еще… — Кэрри сделала глубокий вздох. Воспоминание было очень интимным, но ведь это их общее воспоминание. — Я кое-что почувствовала в тот день, когда так глупо расшумелась по поводу антивоенного митинга.
«Когда ты меня обнял и поцеловал», — добавила она про себя.
Кэрри смотрела на него широко распахнутыми глазами. Она не хотела говорить Джейку, сколько раз бессонными ночами она строила самые ужасные предположения о его недуге. Саркома, из-за которой ему отняли ногу… Все последние месяцы она страшилась, что опухоль дала метастазы. В легкие, потому что Джейк теперь то и дело покашливает. Она боялась, что он умирает.
Он прочитал в ее взгляде невысказанную тревогу и разозлился на себя за то, что ей приходится за него тревожиться.
— Кэролайн, нога у меня искалечена. С детства, из-за несчастного случая. Выглядит безобразно, да и работает неважно. Однако… — Он подошел к ней и ласково коснулся ее щеки. — Однако это не смертельно.
Он с горечью улыбнулся. Меньше всего он хотел, чтобы именно Кэрри узнала правду о его ноге, пока он сам не решится ей рассказать. Но она заметила, да, Кэрри должна была заметить. И встревожилась понапрасну.
— Тогда сними свой мокрый костюм, — прошептала она, и это был вызов: докажи, что мне не о чем беспокоиться.
Джейк налил себе еще бурбона, добавил бренди в стакан Кэрри и вышел из комнаты. Кэрри подготовила себя к тому, что увидит нечто безобразное, но когда и вправду увидела ногу Джейка, это ее ошеломило. Она нахмурила брови.
— Это не несчастный случай в детстве.
Даже в разгар войны в таких случаях освобождали от военной службы. Джейк не прошел бы комиссию.
— Нет.
— Это случилось во Вьетнаме?
— Да.
— Расскажи.
— Нет.
— Господи, Джейк, ведь я взрослая женщина. Не крошка Кэрри, которую любой ценой надо уберечь от жестокой правды жизни. Я устала от нашей половинчатой дружбы, в которой столько притворства. Как ты можешь позволять людям тебя любить и платить им за это ложью и скрытностью?
— Может быть, — очень медленно и задумчиво заговорил Джейк, — я просто боюсь, что если люди, которые меня любят, узнают, какой я на самом деле, они перестанут меня любить.
— Это глупо и совсем по-детски.
«Кэрри, Кэрри, вспомни, как ты ужаснулась, узнав, что я был во Вьетнаме!»
— А может, я просто не хочу, чтобы меня любили.
— Тем хуже. Это еще глупее.
Джейк усмехнулся:
— Слишком много бурбона, Кэролайн. И слишком много воспоминаний. — Он посмотрел на нее, и Кэрри в который раз заметила промелькнувшее на его лице страдальческое выражение. — Что ж, если это так много для тебя значит, если ты чувствуешь, что не поймешь меня, не узнав моего прошлого, я тебе все расскажу.
— Начинай.
Кэрри забилась в угол дивана, как ребенок, готовый слушать любимую сказку. Она была убеждена, что все знает наперед: пресыщенный отпрыск богатой семьи, скучающий, легкоранимый, возможно, сильно переживающий неудачный школьный роман, бежит на войну. Бежит в поисках придуманных им самим приключений, а все это оборачивается бедой — тяжелым ранением, утратой иллюзий и горечью. Такая история вполне объясняет угрюмость и отчужденность Джейка.
88 
