— Во всем виноват это чудовище Август! Во всем! — поддержал его Клуни.
— Похотливая свинья, жалкий выродок, плесень рода человеческого, — с чувством пробурчал Клэнси, радуясь тому, на какие замечательные ругательства вдохновлял его Бард. — Ах, Клуни, умел же старик Уильям найти нужные слова! Как это успокаивает человека! Они просто так, совершенно сами по себе соскальзывают с языка! Надо будет еще набрать дюжину-другую. Это немного скрасит мою жизнь.
— Потом, Клэнси, — сказал Клуни. Он шел медленно, опираясь на палку, с которой не расставался после неудачного падения с лестницы в прошлом году. Клэнси все еще был здоров, хотя совершенно облысел: оба они чувствовали свои годы.
Они проводили дни, наблюдая, как растут Джек и Мери, и беспокоясь за их будущее. А беспокойства было более чем достаточно.
Давеча они сидели на земле, совершенно бесстыдно прячась и абсолютно бессовестно подслушивая. Они пошли вслед за Джеком к ручью, надеясь, что он встретит Мери и они пообщаются с такой же легкостью и дружелюбием, как прежде.
— Все как всегда, — вздохнул Клуни. — Джек будет дуться, Мери будет его дразнить, а Августу и его пьяной банде наконец надоест ломать мебель, и они уберутся обратно в Лондон. И у нас наступит покой.
Клэнси, прикусив губу, наблюдал, как Джек приближается большими шагами к кухне. Что-то в том, как напряжены были его плечи, заставило Клэнси насторожиться. Он ускорил шаги, надеясь, что Клуни не слишком от него отстает.
— Ты действительно так думаешь, Клуни? Не уверен.
— Мы можем лишь надеяться. — Вздохнув, он спросил: — Ты видел их, Клэнси? Прелестное зрелище, не правда ли? Забавлялись, как в давние времена. Лучше сказал дорогой Уил: «Влюбленный с милою своей — гей-го, гей-го, гей-нонино!»
— Сам ты гей-го, гей-го! Она еще совсем дитя, Клуни, а я видел, как он вчера таращился на подавальщицу в «Лозе и винограде». Мери смотрит на него как на бога, а он видит ее такой, какая она есть. Ребенок, и ничего больше. Боюсь, пройдут годы, прежде чем мы увидим нечто другое. Надеюсь, что мы до этого доживем.
— Ты слышал, что он ей сказал, как он отреагировал? Нет, Клэнси, твой Джек уже давно не видит в Мери ребенка. Вот почему он ее избегает.
Клэнси почесал длинный крючковатый, как у попугая, нос и покачал головой:
— Нет, в этом ты не прав, Клуни. Он не смотрит на нее по-другому. Она всего лишь ребенок. Ей всего четырнадцать лет, и она для него слишком молода, чтобы вызывать у него иные мысли.
— Тут ты не прав. Эти самые мысли расстраивают Джека так же, как тебя. Один Господь знает, как это огорчает меня. Я попросил Хильду быть с ней построже. Заставить ее умываться, прикрывать ноги. Хильда знает, как должна одеваться леди, как двигаться. Она три раза играла в Бате леди Макбет. Правда, это было двадцать лет тому назад. Да, Клэнси, время пришло. Пришло время моему ангелу повзрослеть. Даже если это и пугает твоего Джека, бедного мальчика.
Клэнси открыл рот, чтобы защитить Джека. Но вдруг забыл, что он хотел сказать, так как со стороны Колтрейн-Хауса донесся страшный треск. Клэнси посмотрел наверх и увидел, как из окна большой гостиной во внутренний дворик вывалились два тела, а сверху на них дождем посыпались осколки разбитого стекла.
— Джек! Черт побери! Мне следовало бы догадаться! — Клэнси уже бежал к дому, бросив на ходу Клуни: — Давай, Клуни, побыстрее! Джек попал в беду!
Слово «беда» было слишком мягким. Когда они вбежали во дворик, то увидели, что Джек оседлал одного из гостей Августа. Вцепившись в рубашку поверженного, он другой рукой бил его кулаком по лицу.
— Это хорек, — сказал Клуни, тяжело дыша и глядя на одетого во все черное человека на земле, таким его и описала Мери. — Джек, прекрати!
Но Джек не слушал.
— Никогда… слышишь, никогда… не прикасайся к ней. — Джек цедил слова сквозь стиснутые зубы и повторял в такт ударам: — Никогда… никогда… никогда.
— Господи, сжалься, он убьет его! — крикнула какая-то женщина из толпы, собравшейся во дворике. — Спасите моего Берти, спасите его!
Клэнси не знал, откуда у него взялись силы оторвать Джека от Берти. Вдвоем с Клуни они оттащили его и увели в конюшню.
— Он прикасался к ней, Клэнси! — Джек был несчастен и зол. — Боже! Как я это допустил! Ей уже небезопасно находиться здесь, Клэнси. Господи! Почему ты не дал мне убить его!
Клуни седлал коня, а Клэнси, поплевав на носовой платок, стер кровь с губы Джека.