33 
Она никогда не считала его другом, даже когда он был моложе. Он был и всегда оставался Генри Шерлоком, всегда под рукой, когда это было нужно, и всегда в стороне, когда его услуги не требовались. Она считала его частью Колтрейн-Хауса и частью Августа Колтрейна. Она начала его замечать последние два года, потому что он стал лучше одеваться — как лондонский джентльмен, а не как деревенский житель или незаметный управляющий.
Лично она считала, что он становится все более странным: зачем ему продолжать трудиться в Колтрейн-Хаусе, если он унаследовал немалые деньги от своей тетушки и построил собственный дом неподалеку?
Все же она была ему благодарна за то, что, даже неожиданно разбогатев, он продолжал выполнять у нее обязанности управляющего. Он вел бухгалтерию, занимался уплатой оставшихся долгов Колтрейна, давал советы, как вести дела поместья, когда она к нему обращалась. Он даже отказался принимать плату за свои услуги. Она всегда будет ему благодарна за то, что он сделал для нее, для Джека. Он спас их. Спасал не единожды.
Она предполагала, что это дает ему некоторые права в отношении ее. Он был из тех аккуратных людей, которые желали, чтобы все было в полном порядке, все на своих местах. Однако все чаще она ловила себя на том, что ей не хочется, чтобы он поучал ее, наставлял, как она должна себя вести, где ее место в жизни — в том смысле, как это понимал Генри Шерлок. Это означало стать зрелой дамой в двадцать два года. Ей не нравилось, когда ей указывали — для ее же пользы, разумеется, — что для нее хорошо, а что — нет.
Она вздохнула и попыталась сосредоточиться на том, что говорил Генри… Еще один долг Августа, еще один неоплаченный им счет. Неужели он не может просто расплатиться по счету, не докладывая ей об этом, особенно после того, как она так славно поскакала по полям? Он же знает, что она доверяет ему. Где бы она была, если бы не доверяла Генри?
Вдруг из монотонного бормотания Шерлока она выхватила слово, которое до сих пор от него не слышала.
— Минуточку, Генри. Простите, что я вас перебиваю. Вы как будто употребили слово «расторжение», хотя я в этом не уверена. И при этом вы упомянули имя Джека. Или мне показалось?
Генри Шерлок посмотрел на нее своими странными бесцветными глазами, и уголки его губ опустились. Обычно она только смеялась, когда он пытался быть с ней строг, но его последние слова отнюдь не показались ей поводом для веселья.
Шерлок откашлялся и сказал медленно, но решительно:
— Мы обсуждаем Джона в общем смысле, Мередит, и то, какую он собой представляет проблему в смысле твоего благосостояния. Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, я и затронул, в частности, вопрос о расторжении вашего с Джеком брака. Я тщательно все изучил и считаю, что оно возможно. Но ты меня не слушаешь, Мередит. Я же вижу.
Мери натянуто улыбнулась. Уж лучше обсуждать старые долги Августа или какие-либо новые проблемы, касающиеся поместья. Ни для кого не было секретом, что она не желала обсуждать Джека.
— Извините, Генри. Я признаю, что была немного рассеянна. Но я не могу согласиться на расторжение брака, если вы это имели в виду. Это невозможно. Если я на это соглашусь, куда мне деваться? Колтрейн-Хаус принадлежит ему, и только через него — мне. Я потеряю Колтрейн-Хаус, а это мой дом, Генри, и я никуда отсюда не хочу. А теперь, когда мы с этим покончили, что еще вы хотели бы со мной обсудить? Крыша в западном крыле снова протекает. Мне нужно знать, сколько я могу потратить на ремонт.
Люстра над головой Генри Шерлока нежно позвякивала, а в носу у Мери защекотало от легкого запаха камфоры. Она взглянула на люстру и вздохнула.
— Ты можешь потратить двадцать фунтов на ремонт в этом квартале, Мередит, не более.
— Спасибо, Генри, — вежливо ответила она. — Я надеялась на большее, но уверена, вы лучше меня знаете, как распределять расходы.
Генри нахмурил брови, и Мери поняла, что он собирается вернуться к тому, что заботило его так же сильно, как страшило се.
— Да, Мередит, Колтрейн-Хаус принадлежит Джеку. Все принадлежит ему. Ему, а не тебе. Вот о чем я хотел бы поговорить.
Мери не понимала, что Генри имеет в виду. Он не открыл ей ничего нового.
— Выпейте чашку чаю, Генри, — предложила она, садясь на противоположный диван у столика, куда Хани по приезде Генри поставила серебряный чайный сервиз. — Я положу вам в чашку побольше сахара, чтобы подсластить ваше настроение. Или вас еще что-то беспокоит?
33 
