27 
— Милостыни? — Калли задумалась на секунду. — Ах, ты имеешь в виду милости! — Она закивала: — Вполне возможно. В самом деле, вид у нас довольно жалкий. Но мы не должны открывать им свои настоящие имена, ты сам понимаешь.
— Не должны? — нахмурился Лестер, явно озадаченный. — Но ты знаешь, какая у меня плохая память на имена. Новых я ни за что не запомню. О, я придумал! — воскликнул он, поднимаясь на ноги и путаясь в подоле своего платья. — Мы с тобой просто поменяемся местами. — Манипулируя лакричной палочкой как указкой, он направил ее на Калли, а затем на себя. — Ты — это я, а я — это ты. И мне ничего не придется заучивать.
Калли возвела глаза к лепнине на потолке, адресуясь сквозь него к небу:
— Господи, пошли мне терпение! Ты видишь, с кем я имею дело! — Она тяжко вздохнула и принялась объяснять Лестеру: — Нет, это не годится. Виконт сообщит нашим родителям, и они оба приедут за нами в Лондон. Ты только вообрази, каково будет удивление твоего отца, когда он увидит тебя в этом платье! Мы должны взять другие имена — высосанные из пальца. Ложь, Лестер. Только так. Ты что, не умеешь лгать?
— А то, умею! — сказал Лестер с полным ртом лакрицы, завязывая на двойном подбородке тесемки от шляпки. — Ты не забыла, как мы переставляли дорожные указатели?
При воспоминании о том бесподобном приключении Калли прыснула со смеху. Ей было почти четырнадцать, когда ее решили учить, как леди надлежит исполнять реверансы. Но, рассудив, что она вряд ли когда-нибудь приблизится к знатной особе на необходимое для этого расстояние, она не нашла никакого смысла в подобных занятиях, и в результате лондонская почтовая карета с новой гувернанткой направилась совсем по другой дороге.
— Насколько я помню, ты должен был сказать, что мы нечаянно свалили столб, а потом по ошибке расположили указатели не в том порядке, вот и все. А что сделал ты? Ты упал на колени перед отцом, каялся и вымаливал прощение: «Папа, прошу тебя, не наказывай меня. Это Калли меня заставила!» — Калли снова вздохнула. Опять она подбивает Лестера на обман. Видно, придется неделю сидеть на подушках! — Ну что ж, похоже, у нас ничего не получится. Не с твоим слабым сердцем.
Лестер остался глух к оскорблениям.
— И как же тогда? — сказал он наконец, откусывая кусочек излюбленной сладости. Он получал от этого огромное удовольствие, и хотя у него почернели губы, а шляпка выглядела безобразно, Калли не стала портить ему настроение. — Что нам остается делать?
Девушка пожала плечами:
— Придется рассказать все как есть. — Она содрогнулась. — О, это так унизительно! Я никогда не говорю правду, если хоть как-то можно этого избежать.
— Значит, сдадимся на милостыню виконта? — спросил Лестер.
— Да, сдадимся на его милость, — машинально поправила Калли и принялась расхаживать по ковру. — Да, в самом деле, у нас нет другого выхода, — заключила она и машинально начала расправлять шейный платок. В это время послышался звук поворачивающегося в замке ключа. Она взглянула на Лестера и сказала: — Ты просто продолжай жевать, а все объяснения предоставь мне. Хорошо?
Лестер послушно запихал в рот оставшийся хвост лакрицы, и тут открылась дверь, впуская слуг Броктона. Первый уверенно нес палаш, второй, с глазами жука, с любопытством взирающего на мир, старался держаться позади. Он словно боялся, что пленники обратятся в летучих мышей, пролетят через комнату и совьют гнездо у него в волосах.
Калли мгновенно оценила обстановку и приняла решение. Нужно вести себя надменно. Это казалось ей вполне достижимым, так как у нее имелся наглядный пример. Последняя гувернантка — та, что не заплуталась, несмотря на подмену дорожных знаков, — была высокомерием в миниатюре. Вторая дочь обедневшего барона, вынужденная сама зарабатывать на жизнь, могла дать уроки гордыни даже павлину.
Ничуть не смущаясь своих штанов и высоких сапог с отворотами, Калли вздернула подбородок и скосила глаза на свой нос.
— Ну, с чем пожаловали? — сказала она. — Подходите, подходите. Говорите же! Не тратьте время! Или вы окаменели?
Дворецкий довольно неохотно внял ее призыву, повинуясь привычке реагировать на авторитетный глас, даже если он исходил от крохи, облачившейся в мужскую одежду.
— Я… то есть мы… — начал он заикаясь. — Нет! Виконт… его светлость…
— Вроде не окаменел, — властно перебила Калли, входя в роль, — а во рту каша! Ну, давайте же! Хватит жевать, ведь ваше присутствие требуется внизу, не так ли? Мой отец наказал бы вас плетьми, служи вы в его полку! Как вас зовут?
27 
