Освободил он из-под одеяла руку матери, взял ладонь в свои ладони.
– Знаешь, мам, ее мама хочет сюда заехать, к тебе. Познакомиться. Ты не против?
Снова наклонился пониже, в ее глаза всматриваясь. Он уже научился ее глаза читать. Разницу между «нет» и «да» не то что знал, а сразу распознавал. Даже если оставались зрачки неподвижными, а глазное яблоко казалось остывшим и отуманенным.
– Ты не против, – кивнул он. – Хорошо, мам! Не холодно тебе? Нет? Нет. Это хорошо. Я в той комнатке лягу. Мне опять рано утром ехать. Я у Ирины позавтракаю, а оттуда – в город. Ну спи, спи!
Он отпустил ладонь матери. Посмотрел на темные неподвижные пальцы, иссохшие, с набугренными солью суставчиками.
Взял ее руку и аккуратно под одеяло положил. Свет в комнате выключил. Рукой до грубки дотронулся – греет!
Вышел во двор. Оглянулся на домик, в котором вырос. Он словно в два раза меньше показался. Таким маленьким показался ему в этот момент, что даже сомнение закралось: а мог ли он вообще в этом домике вырасти? Ведь не стал дом с годами меньше? Не наклонился набок! Не провалился в землю! Таким, значит, и был! Тогда как в нем удалось ему вырасти? Ведь и сейчас, когда он в комору входил, приходилось ему пригибаться, чтобы не удариться! Хотя, если разобраться, что тут удивительного? Когда человек маленький – все ему большим кажется. А ведь как только вырастет, так и приходится от старой одежды отказываться и новую подбирать. На размер больше. Вот и из этого своего дома он давно вырос. Вырос и выбрался. Выбрался в Киев, хоть и нет там у него ничего собственного. Все казенное и временное.
Мама, конечно, была всегда низенькой, маленькой. Метр шестьдесят два. А теперь, когда она не поднималась с кровати, рост вообще уже не играл никакой роли. Это у тех, кто ходит, кто входит и проходит через двери, ворота, им важно, чтобы над головой уважительное пространство до перемычки или потолка оставалось. И Егору это важно, с его метром восьмидесятью.
Около семи пришла соседка. Мама еще спала. Ночью Егор поднимался, подходил к кровати ее дыхание послушать. Дыхание было тихое-тихое, но ночь – еще тише.
– Ее паспорт-то у тебя? – спросила баба Соня.
– Нет. Зачем он мне!
– Найти надо! – посмотрела она на Егора критическим взглядом. – Помрет, надо сразу паспорт в сельсовет, чтоб в нем печать о смерти поставили. Они сразу тогда и помощь на похороны – сто гривен – дадут и могилу выкопают бесплатно!
– А что, у меня денег для матери нет?! – Не всерьез рассердился Егор, а так, слегка. Не ссориться же ему с этой старой маминой подругой из-за ее старческого бреда.
– Надо брать, что положено! Пока живой, помощи от них не дождешься. Надо хоть потом что положено брать!
– Поищу! – спокойно произнес Егор. – У нее где-то в шкафу сумка была с документами.
– Я могу сама посмотреть.
– Посмотрите! – разрешил Егор.
Вышел за ворота. Сел в машину. Двигатель завел. На ворота дома посмотрел. «Надо бы их покрасить! – подумал. – Скоро все свои заборы и ворота красить будут. К лету!»
96
Конча-Заспа. Усадьба Геннадия Ильича
Ночь была удивительно звездной для марта. Водитель повел Семена за особняк Геннадия Ильича. В окнах особняка горел свет. Дорожка, по которой они шли, вела к церкви. Низкорослые фонарные столбики освещали ее. И сама церковь была красиво подсвечена. Ее позолоченные купола величественно мерцали на фоне усыпанного звездами темносинего неба.
Водитель открыл половинку тяжелых железных ворот и пропустил Семена внутрь.
Геннадий Ильич сидел в мягком раскладном «рыбацком» стуле за столиком, поставленном слева от иконостаса.
Семен обратил внимание на несколько тонких свечей, горевших под иконой, висевшей на одной из облицованных белым мрамором колонн.
– А, приехал! – гулко и многозначительно прозвучал в церкви голос депутата. – Проходи! Садись!
Семен увидел еще один раскладной стульчик по другую сторону стола. Уселся.
– Налей себе! – Геннадий Ильич показал рукой на рюмку и бутылку «мартеля».
Депутат был одет в спортивный костюм, и на ногах у него красовались новенькие футбольные бутсы.
– Так что там твоя жена? – спросил он.
– Вы же знаете, как у женщин бывает, – Семен вздохнул. – Сначала устроила мне скандал, а сегодня сама об этой девочке заговорила. Сказала, что не против…