Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
40 
Вставать Ирине не хотелось. Зато захотелось шоколада, и она достала принесенную Егором плитку «Аленушки». Развернула, прислушиваясь к сладкому хрусту фольги. Отломала квадратик шоколада и опустила себе на язык.
И то ли от этого нежного томного вкуса, то ли совершенно по иной причине, а может, и вовсе без повода, вспомнился ей мариинский парк и бирюзовый невысокий дворец за черными стволами деревьев. И хруст снега под ногами вспомнился, и автобусная остановка, на которой – десант за десантом пассажиров, и все переходят дорогу и идут к домам, к зданиям, к учреждениям с вывесками у дверей и без, а парк за своей спиной оставляют.
И хоть тепло ей было под одеялом, и уютно ей было, как никогда, а воспоминания о парке укололи чуть-чуть. И грудь болит пуще прежнего. Не пьет Яся столько молока, сколько у ее мамы в груди набирается.
А за окошком машина остановилась.
«Егор!» – подумала Ирина.
Поспешно, но аккуратно, чтобы не разбудить Ясю, с кровати поднялась. Оделась. В окошко выглянула.
Нет, не Егора машина за забором стоит. У Егора красная, а тут черная.
Стук в двери.
– К тебе, что ли? – спросила, заглянув в комнату, мама. – Ничего, я пойду открою!
Входная дверь скрипнула, открываясь. Ирина вся напряглась, прислушиваясь.
– Ирина Анатольевна дома? – пробасил незнакомый мужской голос.
– Дома, дома, – ответила мама.
– Скажите, пусть собирается!
Мама влетела в комнату к Ирине бледная и напуганная.
– Там двое бритоголовых в черных пальто из кожи. Без шарфов, с галстуками! Не к добру! – запричитала негромко мама. – Видать, ты кого-то важного обидела! Может, министерского сына без молока оставила?! А может, сына этого, конопатого? Его ж жена иностранка, видать, грудь-то бережет. Или сам он хочет, чтоб малыша украинским сельским молоком вскармливали…
Ирина впопыхах одевалась. Материн испуг передался и ей. Руки дрожали, ноги в теплые коричневые колготки никак не лезли. Минут десять прошло, прежде чем вышла она в коридор, чтобы уже и пальто надеть. Не глядя, по ошибке, мамин серый пуховый платок с вешалки сняла да на плечи набросила.
Встретилась взглядом с двумя высокими мужчинами в черных кожаных пальто. Они неподвижно, как караул, перед входной дверью стояли. Глаза у них холодные, безразличные.
– Откуда вы? – спросила шепотом все еще напуганная Ирина. И сама не услышала, как невпопад вопрос прозвучал.
– За вами, – коротко ответил один из них.
– А когда я домой вернусь? – спросила Ирина, уже выходя и на ходу оглядываясь на взволнованную мать.
– Как обычно вернетесь.
Один из мужчин сел за руль. Второй запустил Ирину на заднее сиденье, а сам рядом с водителем уселся.
Машина взревела. Из-под передних колес мелкая ледяная крошка полетела. И рванула черная машина с места так, что чуть их деревянный забор не снесла случайно, потому, что бросило ее на обледенелой грунтовке сначала в сторону забора, вправо, а потом в другую сторону.
Водитель явно спешил. Ирина смотрела вперед по ходу машины и с ужасом наблюдала одну и ту же повторяющуюся картину: как подъезжает он на скорости прямо под задние фары очередной машины, и сигналит каким-то непривычным звуком, напоминающим сирену воздушной тревоги из фильмов про войну. И машина, та, которая впереди ехала, сразу испуганно в сторону отскакивает.
«Хоть бы радио включили», – подумала Ирина и вздохнула.
Может, и включили бы они радио, если б Ирина попросила. Но она молчала и молча удивлялась, как вместо испуга в ней немая покорность возникает. Покорность судьбе. И грудь, наполненная молоком, а оттого невероятно тяжелая, болит. И спина неприятно ноет, и голень правая в сапоге онемела.
А машина неслась к Киеву по Житомирской трассе с огромной скоростью. И гаишник с радаром только из любопытства направил свой радар на этот черный «лексус» и присвистнул не без восхищения.
– Сто девяносто три! – сказал он напарнику, кивнув на промелькнувшую машину.
Напарник, не одобривший восхищения своего коллеги, мотнул головой.
– Хоть бы они в дерево врезались, а не в автобус, – пробурчал он.
Минут через пятнадцать машина остановилась у знакомого Ирине дома. Провел ее пассажир машины прямо к дверям, за которыми оставила она не один десяток литров своего молока. Сам на кнопку звонка нажал. Дверь открыла нянечка Вера. Мужчина в кожаном пальто втолкнул Ирину внутрь и дверью хлопнул, оставшись снаружи, на лестничной площадке.
40 
