122 
Я вскочила на ноги, рванулась к Эли и ухватилась за черенок лопаты.
– Все, хватит! Дальше я сама.
Я нагнулась над ямой и принялась работать обеими руками, глубоко погружая в землю трясущиеся пальцы. Я чуть не потеряла сознание от отвращения, когда верхний темный слой почвы сменился красной глиной, но я автоматически продолжала копать. Эли опустился на колени рядом со мной. Он смотрел на меня так, словно я вырывала сердце из его груди. Его лицо исказилось от боли. На секунду мне представилось, как дико я выгляжу – вымазанная землей, взлохмаченная.
– Прекрати, немедленно перестань! – Он схватил меня за запястья. – Я не знаю, зачем ты делаешь это, зачем так мучаешь себя, но я тебя остановлю. Ты видела, как мой отец закопал здесь что-то, имеющее отношение к Кларе? Верно? Ты видела что-то ужасное, и это тебя мучает.
Я вырвалась и оттолкнула его:
– Нет, Эли, нет. О господи!
Я снова принялась разгребать землю. Эли опять попытался остановить меня:
– Дарл, я не позволю тебе…
Я издала странный звук, похожий на рычание, и в ту же секунду мои пальцы схватили что-то овальное, скользкое. Я подняла руку, раскрыла ладонь и поднесла ее к свету, потом осторожно очистила налипшую красную глину. Когда в свете фонаря блеснула цепочка, я уже поняла, что это такое. Я судорожно потерла прикрепленный к цепочке предмет, и хотя мрамор потускнел, но искрой сверкнул вставленный в него бриллиант. В моей руке лежал кулон Клары, впервые увидевший свет за последние двадцать пять лет. Внизу, в яме, белели кости.
Я смотрела на изумленного Эли и видела, как в его глазах сменяются отчаяние, жалость, гнев. Я больше не могла выносить этого. Я сжала кулак, пряча кулон, и опустила голову.
– Значит, ты все знала, – глухо произнес Эли.
– Я видела, как Сван убила ее.
Эли сел на землю, он казался совершенно уничтоженным. Мы оба были такими. Мы сидели друг напротив друга и плакали.
* * *
Сван не могла спать. Она стояла у окна своей спальни и видела, как Дарл и Эли вышли из особняка, пересекли лужайку позади дома и спустились по ступеням террасы. В свете фонаря она разглядела инструменты, которые они взяли с собой. Сван прижала руку к груди, пытаясь справиться с болезненным сердцебиением, медленно повернулась и села на кушетку. «Я все потеряла. Я теряю Матильду и уже потеряла Дарл. Вот так все кончается». Она вдруг почувствовала страшную усталость.
В середине комнаты в постели заворочалась Матильда. Ночник отбрасывал на ее лицо мягкие тени. Из темноты раздался ее слабый, настойчивый голос:
– Сван! Сван!
Сван ухватилась рукой за спинку кушетки, тяжело поднялась на ноги и, чуть покачиваясь, подошла к Матильде. Сердце болело так сильно, что ей почти нечем было дышать. Она сразу же увидела, что Матильде совсем плохо. Она как-то странно дышала. Сван присела на кровать и склонилась над ней.
– Что-то не так, – прошептала Матильда. – Со мной. С нами…
Сван поняла, что Матильда думает о том же. Что это было: интуиция, совпадение, судьба, тот самый час, когда дается последний шанс и уходит последняя надежда?
– Я позову сестру, – сказала Сван.
– Нет, прошу тебя, не надо. Я не хочу быть инвалидом. Я вижу, как это приближается.
Сван охватило отчаяние. Она прижалась щекой к щеке Матильды.
– Не оставляй меня! – попросила она.
– Освободи их. Спаси их. Наших внучек. Спаси их от наших ошибок.
– Не уходи, помоги мне…
– Отпусти меня, Сван. И себе тоже позволь уйти. В этом наша любовь, которую мы обязаны отдать им.
Матильда прикрыла глаза и тяжело вздохнула.
Сван прижала ее к себе, укачивая, как младенца, и тихо заплакала.
– Сестричка моя… – прошептала она.
* * *
Эли и Дарл сидели друг напротив друга. Между ними была могила Клары. Эли, не перебивая, слушал рассказ Дарл о том, как это случилось и почему. Он видел, как боль пронизывает ее, и у него все переворачивалось внутри. Дарл смотрела на него так, как будто ни минуты не сомневалась, что он испытывает к ней только ненависть. А Эли не знал, как сказать, что это не так, что он прощает ее. Впрочем, какая-то частичка его души говорила, что не следует этого делать. Но ведь Дарл решилась открыть ему правду, забыв о своей семье!
Дарл закончила свою печальную повесть. Она задыхалась, по ее лицу текли слезы, а к рукам и коленям прилипла земля с могилы Клары. Эли чувствовал, как в нем закипает ярость. Он встал, поднял лопату и с размаху опустил ее на мраморный постамент гигантской вазы. Раздался грохот, отозвавшийся эхом в лесу, во тьму полетели искры. Черенок лопаты переломился пополам, осколки мрамора полетели во все стороны. Один из них оцарапал щеку Эли под самым глазом, оставив кровавый след.
122 
