Холмс смотрел на Джона несколько долгих мгновений, потом пожал плечами. Изящно пожал плечами. Весь он был холеный и изящный.
— Так, значит, вы преподаете политологию, Джон? Первокурсникам?
— Выпускникам, — уточнил тот. Интересно, заметит ли кто-нибудь, если он отдерет аристократический нос Диллона и скормит ему?
Что с ним случилось? Холмс — пустое место. Джону должно быть по барабану, если Джейн им увлечется, переспит с ним, выйдет за него замуж и родит детей, пока он содержит любовницу в Бетесде. Ему все равно.
Тогда в чем же дело?
— Вы будете руководить предвыборной кампанией сенатора, Диллон? — спросила Джейн, и Джон про себя поставил ей пятерку за направление беседы в нужное русло.
Холмс улыбнулся, открыв ровные белые зубы, которые, видимо, обошлись его родителям в кругленькую сумму, в несколько тысяч долларов.
— Это еще не решено, Джейни.
— То, что он будет баллотироваться или что вы руководите кампанией? — спросила Джейн, и теперь Джон пихнул ее под ребра, потому что она торопила события. Она что, рассчитывает добыть всю информацию в первый же вечер?
Улыбка Холмса стала еще шире. Должно быть, парень тренировался перед зеркалом.
— Джейни, я и не думал, что вы интересуетесь политикой.
— О, я не интересуюсь, — весело заявила Джейн и посмотрела на своего спутника. — Но Джон сказал мне, что сенатор собирается баллотироваться. Верно, Джонни?
Джонни? Он убьет ее. Беда в том, что она действительно ему нравится. По крайней мере, иногда.
— Нет, Джейни, я сказал, что он должен баллотироваться. Стране нужно больше таких людей, как сенатор Харрисон.
— Именно это я и хотел услышать, — произнес Холмс. — Честное и разумное мнение. Очень Возможно, что исходит оно от человека вашего положения и образования. А вы поделились своими взглядами со студентами?
— Я всегда делюсь взглядами со студентами, — Джон сделал вид, будто не услышал тихий вздох Джейн. — Конечно, это не значит, что они всегда со мной согласны. Например, когда некоторые из них узнали, что я еду сюда, начали высказываться против сенатора как кандидата в президенты.
— В самом деле? — спросил Холмс, явно теряя интерес. — Мы это обсудим. Нужно держать руку на пульсе молодой Америки, решит сенатор баллотироваться или нет. А вот и сенатор с мисс Хаит. Даже здесь, на этом августовском сборище, перед обоими выстраивается очередь желающих получить автограф.
— Перед Брэнди Хаит — конечно, — произнес Джон, но тихо: он знал, что в нем говорит раздражение. Да, он немного нервничал. Совсем чуть-чуть.
И вот наступила минута, когда Джона представили Обри Харрисону (Брэнди в это время разговаривала по мобильнику), человеку, который стал последней каплей нервного срыва Мэри-Джо.
— Очень приятно, сенатор. — Джон ощутил, как его широкую ладонь обхватила рука еще больше, хотя мягкая, без мозолей, с профессионально подстриженными и отполированными ногтями.
— Приятно познакомиться. А вы?.. Все-таки ему не нужен был костюм чудака. Этот человек не узнал его. Трудно сказать, хорошо это или плохо, потому что он хотел под любым предлогом отвести его в сторонку. Нет, хорошо, что не узнал его. Но ублюдок мог хотя бы прокомментировать его фамилию. Много ли Джонов Романовски он встречал?
Диллон поспешил представить всех. Такой услужливый и расторопный парень.
— Профессор… или Джон? Давайте называть друг друга по имени. Никаких формальностей, в этом, отчасти, вся прелесть конференции, — произнес Харрисон, уже поглядывая на Джейн. — Здравствуйте еще раз, дорогая. Очень рад вас видеть. Как нога?
— Замечательно, сэр, — ответила Джейн, явно не зная, поклониться или сделать реверанс, и тоже подала руку. — Как мне отблагодарить вас за приглашение сидеть за одним столом с вами? Это такая честь!
— Это честь исключительно для меня, дорогая. А теперь, когда Брэнди наконец наговорилась по телефону, давайте сядем. Официантам уже не терпится налить нам вина и подать ужин.
Джейн и Джон поздоровались с Брэнди Хаит, которая вроде бы искренне радовалась знакомству, — хотя она превосходная актриса, — и Джон пожал руку Генри Брюстеру, который оказался еще лучшим актером. Поздоровавшись, он тут же неправильно произнес фамилию Джона.
Генри выглядел хорошо. Лучше просто не может выглядеть коротышка, который носит галстуки-бабочки. Его когда-то морковные волосы наконец потемнели, так что он хотя бы тянул на свой возраст, такой же, как у Джона. Талия слегка расплылась, потому что он любил поесть и терпеть не мог физические упражнения. Идеальное времяпрепровождение для Генри, даже в университете, — столик на одного в хорошем ресторане, открытая книга и два десерта.