117 
Элиз улыбнулась.
– Эта концовка больше соответствует действительности. – Она положила на стол текст сценария в голубом переплете.
Лэрри гордо улыбнулся в ответ.
– Неужели? Давай начистоту. Концовка предыдущего сценария была сентиментальной чушью, но у меня не хватило смелости написать все, как есть. Это ты дала мне на это согласие.
– Такой конец очень печален, но зато он правдив, – сказала Элиз, сделав очередной глоток, хотя ей хотелось выпить всю рюмку залпом и заказать еще двойную порцию. – В жизни не бывает счастливых концов.
– Ты в этом уверена? Я нет.
– Я тоже не верила, когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе. Понимание приходит позже, когда жизнь тебя уже изрядно потрепала.
– Да, но она и формирует человека. Я имею в виду то, что все в любое время может измениться. Ты только подумай, что произошло в моей жизни! Встреча с тобой в гостинице «Карлайл», затем идея написать сценарий, и вот мы уже завтракаем вместе! Господи, никогда не знаешь, что может случиться! Может быть, завтра вся твоя жизнь станет совсем другой!
Она завидовала его энтузиазму и огорчалась, что не может разделить его.
– Да, она может и измениться, но не исключено, что в худшую сторону.
Он нахмурился.
– Не верю, что ты и в самом деле так цинична. За цинизмом обычно скрывается отчаяние.
Элиз не нравился ход их беседы и то, каким разочарованным и уставшим был тон ее голоса. И когда официант принес их омлеты, она резко сменила тему разговора.
– Лэрри, я приняла решение. – Она взяла с тарелки стебелек петрушки, помяла его между пальцев и положила назад в тарелку. – Оно касается нас обоих.
Радостная улыбка на его лице придала ей уверенность.
– Я хочу сыграть эту роль, и если это предполагает еще и постановку, то мне придется взять на себя еще и роль продюсера.
Она не была готова к внезапному выражению печали на лице Лэрри.
– Что случилось?
– Ничего, – произнес он, но взгляд его заметался по комнате, избегая взгляда Элиз.
– Ты говоришь неправду.
Лэрри опустил глаза вниз, держа руки на коленях. Не поднимая глаз, он произнес:
– Я думал, ты говоришь о своем личном решении, связанном со мной.
– Это и есть личное решение, касающееся тебя. Разве ты не хочешь, чтобы фильм сняли?
– Конечно, хочу, но это для меня не самое главное. Я могу ошибаться и даже показаться наивным, но думаю, что смогу снять фильм и без твоей помощи. – Теперь он смотрел прямо ей в глаза. – Я все время думаю о тебе. Я больше не могу жить без тебя.
Элиз покачала головой.
– Не нужно продолжать, Лэрри. Мы ведь уже обо всем договорились, поэтому прекрати эту никому не нужную лесть.
Лэрри откинулся назад, как будто его ударили по лицу. От резкого движения стакан Элиз опрокинулся, пролив водку на стол и ей на колени. Водка была настолько холодной, что Элиз задержала дыхание.
«Поделом мне, – подумала она. – Я это заслужила». Она быстро взяла себя в руки. Лэрри же все еще не мог оправиться, пытаясь побороть гнев, растерянность и тревогу.
– Боже мой, извини… – начал было он.
Промокая юбку салфетками, которые принес официант, Элиз сказала:
– Лэрри, извини. Я сказала обидные слова. Я не всегда так бесчувственна, просто я боюсь.
– Меня? – спросил он с сомнением.
– Нет, не тебя. Своих чувств. Ты должен понять меня. Я всегда страшилась дурной славы, и поэтому мне будет слишком больно оказаться предметом для чьей-то насмешки.
– Почему ты решила, что над тобой смеются? Неужели у меня такая дурная репутация? Я действительно еще не снял ни одного фильма, но зато я вполне приличный фотограф.
– Да, великолепный тридцатилетний фотограф.
– Двадцативосьмилетний, если точнее. Элиз опустила голову и произнесла:
– О Боже.
Она подняла глаза и увидела, как Лэрри постепенно осеняет догадка.
– Элиз, неужели во всем повинен мой возраст? Боже, неужели ты из-за этой ерунды хочешь отказаться от такой радости?
– Тебе легко говорить, – сказала она, но уже не так убедительно.
– Да и тебе легко так говорить, Элиз. Послушай, неужели ты позволишь пятидесятилетним идиотам, которые сами не прочь встречаться с одиннадцатилетними девчонками, если у них это выйдет, устанавливать нормы поведения в обществе?
– Нормы поведения уже установлены. И не только пятидесятилетними мужчинами. Но и женщинами. Такими, например, как моя мама.
– Да и, вероятно, как моя мама тоже. Но эти правила не на камне высечены. Все меняется, и мы меняемся.
117 
