Идя вниз по улице, Томас почти физически ощущал, как три пары глаз сверлят ему спину. Он был так разъярен, что ему понадобилась вся сила воли, чтобы не обернуться и не потребовать у них объяснения, почему Маргарита объявила им всем войну. Однако он подавил в себе этот невольный порыв. Судя по всему, в течение еще какого-то времени ему придется довольствоваться ролью стороннего наблюдателя и оберегать Маргариту незаметно, выступая из тени, только если ему покажется, что она заходит слишком далеко в своих планах мести.
И каждый день, который он проведет вдали от нее, будет для него подобен смерти.
— Говорю тебе, мы должны избавиться от Артура, — сказал сэр Ральф, глядя на графа Лейлхема, который крутил за ножку свой бокал с вином, уставясь на мерцающую в свете ламп темную жидкость. Они сидели за столиком в клубе «Уайтс» вдвоем, поскольку лорд Мэпплтон покинул их, отправившись вновь обхаживать свою богатую мисс Роллингз. — Он становится обузой. Каждый раз, как он открывает рот, я боюсь, он предаст нас.
— Исключено, дружище. У нас нет времени на поиски кого-то другого, кого Стинки мог бы сунуть на его место в министерство финансов. Но я согласен, положение наше весьма опасно. Пять человек для такой операции — это слишком много. Особенно, когда один из этих пяти неверен и думает лишь о себе.
Сэр Ральф почувствовал, как у него противно засосало под ложечкой.
— Неверен? Вильям, я…
— Да, — продолжал граф, не отрывая взгляда от вина в своем бокале. — Перри ставит свои интересы выше наших общих интересов.
— Перри? — испытанное сэром Ральфом чувство облегчения при этих словах Лейлхема было столь сильным, что у него даже задрожали от слабости колени и он едва не сполз со стула на пол. — Что ты имеешь в виду?
— Он полагает, его тщеславие равнозначно истинному интеллекту. Господи, подумать только, что я когда-то считал его ровней нам с тобой! Стинки с Ар туром всегда, еще со школьной скамьи, позволяли водить себя за нос. В сущности, напрашивались на это — высокородные, уважаемые и весьма подходящие для наших планов. Но от Перри я ожидал много большего… Да, так возвращаясь к тому, о чем я говорил. У меня есть… м-м… знакомый в одной из газет, и он передал мне статью, которая будет напечатана в завтрашнем номере. Довольно любопытно.
— И что в ней? — Настроение Хервуда улучшалось с каждым мгновением. Он всегда знал, что Вильям был весьма низкого мнения об остальных, и полагал, он от них избавится, как только они перестанут быть ему полезны. Но если Вильяма так занимало вероятное предательство Перри, вряд ли у него будет время на то, чтобы вникать в его дела с Максвеллом или интересоваться его встречами с Томасом Донованом. Как и размышлять над его честолюбивыми планами.
— Этот надутый осел полагает, что он отыскал описание зарытых здесь римлянами сокровищ. Хуже того, он подключил к своим планам Стинки, заставив того убедить нашего недалекого принца Уэльского разрешить ему провести раскопки возле южной стены часовни Святого Петра.
Сэр Ральф расхохотался.
— В стенах Тауэра!? Он совсем очумел?
— Может быть. Но что если этот дурак окажется прав впервые в своей жизни? А? Что тогда, Ральф? Не решит ли он, что теперь, когда он добился славы и уважения, ему совершенно незачем участвовать в нашем деле? Даже хуже того… Не придет ли он к заключению, что мы никогда не будем ценить его столь высоко, когда придем к власти, как его оценит принц?
Подумай над этим, Ральф. Можем мы допустить, чтобы в наших рядах оставался столь близорукий, напыщенный идиот?
Хервуд потер подбородок, лихорадочно соображая.
— Он практически уже все подготовил, и ему осталось лишь отдать приказ о передаче товара из военного министерства. Как только я… то есть, как только мы достигнем соглашения с Донованом, Перри нам станет не нужен. Но, Вильям… мы всегда это знали. Мы, правда, никогда не обсуждали этого вслух, но в сущности, как только мы начнем реализовывать наш план, все они нам будут не нужны.
— Ты прав. Но, в отличие от тебя, я был готов проявить щедрость. Однако теперь, учитывая то, что Перри решил действовать сам по себе, я пересмотрел свою точку зрения в этом вопросе. Он знает слишком много, как о наших планах, так и о наших делах в прошлом. Ты помнишь наши прошлые дела, не так ли, Ральф?
— Ты имеешь в виду Жоффрея Бальфура? Об этом ты говоришь, не так ли, Вильям? — Хервуд не нуждался в том, чтобы ему напоминали о Жоффрее Бальфуре. Он как воочию видел его лицо каждую ночь перед тем, как окончательно погрузиться в сон. Видел ужас. Испытывал страх. — Артур тоже представляет в этом смысле опасность, Вильям, — заметил он. — Возможно, даже большую, чем Перри, особенно сейчас, когда он собирается жениться на богатой женщине.