Сонно приподняв голову, она увидела, как он вошел в комнату, неся с собой какой-то пакет. Молча, он стал вынимать из него бинты и упаковку пластыря.
— Ты уже принимала болеутоляющее?
— Обойдусь. — Его присутствие усилило томление ее тела, которое было гораздо сильнее, чем боль от ожога.
— Хватит играть в жертвенность, и проглоти это, — сказал он тоном, говорившим о том, что он способен затолкать лекарство ей в горло, если она станет сопротивляться. — А теперь давай посмотрим на рану. — Он наклонился, рассматривая ожог. — Рана уже покрылась пузырями. — Его прикосновение было таким нежным, хотя в голосе чувствовалось недовольство. — Если бы у тебя хватило ума помазать руку кремом от ожога… — сказал он, доставая пластырь. — Придется наложить повязку. О чем ты только думала?
— Я думала о… — произнесла она и запнулась, но он и не обратил внимания на ее слова. Она следила за тем, как умело он накладывает повязку на ее рану. Что он ответил бы, если бы она сказала ему правду, о чем она постоянно думает? Белый бинт и его смуглые длинные пальцы плясали перед ее глазами, пока не слились в одно пятно; молчание становилось все напряженнее.
— Ред…
Она ощутила, как он вдруг крепко обнял ее и прижал к себе. Она понимала, что должна открыть глаза, но ей было страшно нарушить очарование минуты.
— Кэтрин, ты спишь?
Сердитый тон его голоса разрушил ее фантазию.
— Нет, я вовсе не сплю, — обиженно отозвалась она.
— Заговорила! Тогда, ради Бога открой эту чертову дверь!
Она широко распахнула глаза.
— Совсем не обязательно кричать на меня, — проворчала она.
— Если я толкну тебя, ты же упадешь на пол. Ты совершенно сонная.
— Попробуй — толкни!
И он толкнул ее. Она очутилась на полу, не веря тому, что он был способен на такое.
— Как ты мог? — Кэтрин вскочила на ноги и заорала: — Ты дикарь! — Затем вдруг замерла на месте, завороженная его действиями. — Что ты делаешь?
Невозмутимо он расстегнул ремень на джинсах, а затем стал стягивать их с себя. Кэтрин хотелось убежать, но нет, ее тянуло к нему как магнитом.
— Ладно, я пойду к себе…
— Зачем? Ты хочешь обеспечить мне очередную бессонную ночь? — Поинтересовался он с иронической улыбкой. — Я должен думать о том, какой трюк еще ты придумаешь? Может быть, опять бросишься в озеро? Ты способна на любые глупости! Ты взяла и прыгнула в озеро, просто так! Я видел котят с гораздо большим чувством самосохранения, — бушевал он.
— Успокойся. Я не собираюсь доставлять тебе никаких хлопот. К тому же, если бы не ты, у меня не было бы причины ошпаривать себя. И я случайно упала в озеро, а не прыгнула туда, — пыталась оправдываться она. — К тому же… — Она всхлипнула и сделала робкий шаг к нему. — Ред, я не знаю, что со мной происходит…
В выражении его лица не было никакого поощрения к тому, чтобы она продолжала, и Кэтрин охватило чувство стыда за слова, готовые, было, сорваться с ее уст.
— Прекрати мучить меня, скажи лучше, что движет твоими поступками, кроме мести. Какие у тебя планы?
— Завтрашний план уже готов, — сказал он холодным, ничего не выражающим голосом. — Мы отправляемся в Лондон, где объявим о нашем намечающемся браке.
Она пожала плечами, чувствуя полное отчаяние. Она не ожидала, что ее слова что-нибудь изменят; она лишь мелкая пешка в его игре…
— Я не думаю, что отец очень удивится. Он звонил сегодня…
— Ты ему уже сообщила? — На лице его было написано недоверие.
Она улыбнулась горькой улыбкой.
— Я не могла лишить тебя такого удовольствия, — угрюмо сказала она. — Скажем так, я просто… намекнула ему. — Она снова пожала плечами. — Я не помню точно, что именно сказала отцу. А вот ты действительно можешь рассказать ему кучу небылиц обо мне…
— Это была бы для тебя верхом унижения, не так ли? — Задумчиво произнес он. — Твоему отцу даже и представить трудно, что я соблазнил его малышку… в его собственном доме. Я думаю, для него это был бы серьезный удар. Ну, так как, Кэт? Обрадовать его? — холодно терзал он ее. — Это было бы весьма забавно — меня принимают в вашу милую семью. Улыбки сквозь стиснутые зубы. "Мой зять…" Я жду с нетерпением этого фарса.
Гораздо легче было понять и принять его открытую ненависть, чем эту расчетливую войну на изнурение, в которой она вынуждена принимать участие.
— Да, этот брак действительно будет фарсом, насмешкой над здравым смыслом, — произнесла она с грустью в голосе.