В глазах у Винса все поплыло. Он встряхнул головой, пытаясь прийти в себя.
Чарльз все еще не смотрел на Анну, но знал, что она не сводила с него глаз, и чувствовал себя сильным. Никогда в жизни он не делал ничего подобного, и даже не пытался делать, и теперь, видя Винса слабым, он был удивлен и взволнован. Ни на кого нельзя смотреть, как на Бога, подумал он; мы даем им гораздо больше власти, чем у них было бы, обращайся мы с ними, как с обычными людьми.
Он знал, небезупречным было то, что он собирался сделать, – гораздо лучше было бы полностью выкинуть Винса из Сената и из общественной жизни – но считал этот маневр лучшим, что можно было бы предпринять сейчас. У него не было представления, что Винс мог бы сделать, если бы лишился сразу всего, и не было бы нужды соблюдать осторожность. А Чарльз знал, что со своим запугиванием он может зайти только так далеко. Он не принуждал бы Анну выносить свою боль на публику; он не сделал бы ничего, что нарушило бы равновесие, которое она создала для себя. Это лучшее, что я могу сделать, подумал он. А потом в голову ему пришла другая мысль, более веселая. Он мог бы проиграть осенние выборы. И ничего не получить.
– Ты этого не сделаешь, – проницательно заметил Винс. Он изучающе смотрел на Чарльза, прищурив глаза. – Она только что сказала, что не собирается делать это. Она только что сказала это. Ты с нею не говорил на эту тему, ты не знаешь, чего она хочет. Ты не станешь принуждать ее, если она не захочет.
– Говорю тебе, я это сделаю, – ответил Чарльз. Он был очень спокоен, но возбуждение нарастало. Он знал, что уже победил. – Анна поймет. И найдет способ примириться с этим. Кроме того, ей стыдиться нечего.
– Это было двадцать пять лет тому назад, – сказал Винс. – Всем наплевать.
– Не имеет значения. Мы все равно пойдем на это.
Их глаза встретились, и впервые в жизни Винс отвел глаза. Его плечи поникли. Он подошел к ближайшему креслу и упал в него. Ни один звук не нарушал тишины, воцарившейся в комнате.
Он сидел ссутулившись, положив руки на подлокотники кресла. Ничто больше не ускользало, все застыло на своих местах. Винс знал, что должен был подумать о будущем, о шагах, которые следовало предпринять в ближайшее время, но не мог. Он ни на чем не мог сосредоточиться. Но потом осознал, что в комнате тихо. Тишина была тяжелой, как одеяло. Он почувствовал, как она душит его. Нужно было разбить эту тишину, она не давала дышать. Сенатор был почти уничтожен. Чарльз был готов уничтожить его. И Винс знал, что тот сделает это. Он знал Чарльза лучше, чем кто-либо в мире, он всегда видел его насквозь и был уверен без тени сомнения, что Чарльз не блефовал. Чарльз сделает это.
Неожиданно Винс подумал о Белуа, который предположил как-то, что никогда не будет государственным секретарем или послом в Великобритании. «Занимаешься делами и не знаешь, что будет через пятнадцать, двадцать, тридцать лет, как будто носишь эту бомбу в кармане все эти годы, и потом вдруг узнаешь, что она взорвется, если ты сделаешь то-то и то-то, и всегда это именно то, что ты чертовски хочешь сделать, только теперь у тебя нет никакой возможности сделать это. Никогда. Ты понимаешь?»
Итак, у Винса не было выбора.
– Это только слухи, насчет Белого дома, – сказал он. – Они все время меня просят, но я ничего не обещал. Я всегда считал, что мой долг работать для жителей Колорадо. Я говорил это репортеру, как раз на днях, говорил, что я нужен избирателям и не могу их подвести. – Его голос становился все тише, слова растягивались. – Это вопрос... приоритетов.
Все молчали. «Недостаточно, – подумал Винс– Сукин сын хочет больше». Его мысли метались, он искал выход, но не видел его. Деньги. Ради Бога, будь он проклят, если стану выручать Чарльза; если Чарльзу нужны деньги, пусть ползет к Белуа и пытается восстановить сделку.
«Даже лучшие газеты никогда не отказываются от сенсационных предложений, ты знаешь... им даже не нужно делать выводов, читатели сделают это за них и назовут твое и м я».
Некуда скрыться. Некуда скрыться. Эта мысль билась у него в голове. Через минуту он пожал плечами. А черт с ним. Итан всегда говорил, что Винс знает, как никто, когда выйти из игры. Он найдет способ все вернуть; потребуется совсем немного времени.
– Самое важное, – сказал он, наконец, – «Четем Девелопмент». – Он смотрел мимо Чарльза и Анны, в черное пространство за окнами, где сверкали яркие огни гавани, похожие на маленькие рассыпанные звездочки. – Мы никогда не должны забывать об этом. Компания отца, – голос его сорвался. – Шестьдесят миллионов долларов, – прошептал он. – Я уверен, что мы сможем уладить это.