– Просто парни. Каждый парень, с которым я была знакома, давал мне совет. Похожа я на того, кому это нужно?
Анна покачала головой.
– Ты похожа на того, кто может позаботиться о себе.
– Ну, иногда. Хотя мне нравятся парни и, может быть, я посылаю сигналы, даже не осознавая этого, сигналы о помощи. Знаешь, я не всегда уверена в том, что делать в ближайшее время. Я двигаюсь как бы рывками, и иногда удивляюсь, как я здесь очутилась и почему я здесь, и где окажусь в следующий раз. А ты? У тебя есть парни, которые говорят тебе, как себя вести, пытаются учить поступать, как они считают нужным?
Анна вскочила на ноги.
– Мне надо идти.
– Куда? – Элинор посмотрела на нее снизу, но не двинулась с места. – Если ты не хочешь о чем-то говорить, перемени тему. Я не обижусь. Тебе, действительно, надо идти? Потому что если ты можешь остаться, мы могли бы поговорить еще. Я подумала, может быть, мы смогли бы стать настоящими хорошими друзьями.
Огонек надежды затеплился в душе Анны. Впервые с тех пор как она ушла из дома, холодная, жесткость внутри нее начала смягчаться. Она медленно села и очень медленно улыбнулась, шире, чем в первый раз.
– Мне бы этого очень хотелось.
С этих пор Анна и Элинор каждый день были вместе. Они бродили по улицам Хейт Эшбери и по парку, присоединялись к группам людей, которые допускали их к своим ленивым беседам или песенным праздникам. Анне казалось, что все были полны любви и доброты и стремились сделать счастливыми остальных, заговаривая с любым, кто проходил мимо. Они мирились с различиями характеров, поэтому были равнодушны к раздражительности, которую Анна еще не всегда, могла контролировать, и к тому, как Анна шарахалась от их прикосновений. Они были так же равнодушны, когда девочка начала расслабляться и привыкать к ним и сближаться с Элинор. Все это лето Анна отвечала, не замечая того, на нетребовательное теплое отношение к ней малознакомых людей: атмосфера беззаботной любви была бальзамом на раны, которые она принесла в Хейт Эшбери.
А потом наступила осень. Солнечные лучи ложились ниже, отбрасывая теплый свет на-соседние дома, а тени деревьев, как длинные перья, пересекали праздничные улицы. Анна находилась здесь уже шесть месяцев. И казалось, была единственной, кто не вступил с кем-нибудь в связь в этой атмосфере прикосновений, чувства и любви. Но все же она была одной из них и даже если никогда не танцевала и не пела с остальными, ей нравилось слушать их гармоничное пение и наблюдать за чувственными движениями.
Она ходила вместе с ними перегораживать улицы, останавливая трамваи и протягивая цветы владельцам сезонных билетов. Стояла с ними в очередях на заполнение формуляров для получения пособия по безработице и за продовольственными талонами; покупала продукты и ела вместе с ними, обменивалась с ними своими любимыми книгами. Чаще она спала на третьем этаже дома, куда привел ее Дон Сантелли, но иногда оставалась в доме Элинор или обе они ночевали в еще каком-нибудь доме, на других матрасах, кроватях или кушетках, просыпаясь, чтобы позавтракать с одной компанией, потом пойти на улицу и провести день с кем-то еще. Во всем этом она была частью текучей жизни Хейта, не вливаясь в нее полностью, и считала, что этого достаточно. Ей не нужны были прикосновения и, разумеется, она не нуждалась в любви.
В том сентябре Анна поняла, что могла назвать по имени более сотни своих соседей, приветствуя их, и каждый день встречала новых людей и узнавала о них все. Это было легко, потому что они постоянно говорили о себе. Они никогда не задавали вопросов, заявляя, что уважают чужую личную жизнь, зато рассказывали историю своей жизни и о своих взглядах на вселенную любому, кто слушал. Она также помнила все, что ей рассказывали, и на следующий день или на следующей неделе могла поприветствовать по имени этих людей и спросить их о чем-то для них важном. Она не осознавала, как много это для людей значило, или как хорошо это у нее получалось, но очень быстро узнала, что это прибавило ей популярности. Люди полюбили, и скоро начали искать ее общества, чтобы она их выслушала.
– Пора бы тебе установить плату, – сказала Элинор, когда как-то в конце сентября они вместе шли в бакалейный магазин и на каждом шагу их останавливали знакомые. – Ты могла бы назваться психиатром. Никто не попросит предъявить диплом, они будут просто благодарны тому, кто их выслушает и позаботится о них. И они бы тебе платили. Должны были бы.