– Что ты сказал ему?
– Что мы уладим это завтра во второй половине дня.
– У нас есть сегодняшний вечер. О, подожди-ка. У меня один из этих чертовых ужинов. Как насчет того, чтобы пойти туда вместо меня?
– Отлично, – сразу ответил Винс. В этот же вечер он сидел на месте Белуа за круглым столом в большом бальном зале отеля «Браун Палас» вместе с двумя сотнями гостей, поедающих жареных цыплят и дикорастущий рис, непременное меню всех благотворительных мероприятий того года в Денвере. Каждый сезон они с Белуа посещали множество таких ужинов; было важно, чтобы на них смотрели как на тех, кто поддерживает общество, а также имело значение то, что предоставлялась возможность спокойно побеседовать с представителями финансовых и административных кругов; нередко эти беседы оказывались более плодотворными, чем совещания в залах заседаний и в кабинетах.
Он обвел зал глазами, отметив людей, с которыми не удалось встретиться во время коктейля – с ними следовало поболтать после ужина. Осмотр был на время прерван, когда его глаза встретились с глазами широко улыбающейся рыжеволосой женщины, сидевшей за два стола от него, которая смотрела прямо на него. Она встала из-за стола и подошла к нему.
– Мейси Фарелл, – сказала она, протягивая руку. Винс встал и пожал ее руку. На женщине было черное платье, и по контрасту ее обнаженные плечи и руки казались белыми, как снег, а волосы сияющим ореолом.
– Я помню, – сказал он. И покопался в своей безотказной памяти. – Вы все еще помогаете симфоническому оркестру?
– Нет. Я переключилась на музей.
– Вы заканчивали университет, когда мы встретились...
– Когда мы переспали.
– Я помню и это тоже. – Улыбка Винса была теплой, хотя все, что он мог вспомнить через пять или шесть лет – это, что ожидал от выпускницы колледжа податливости и благодарности, а вместо этого она оказалась опытной и ироничной. – Вы уезжали в Европу на следующей неделе.
– В следующем месяце. У нас было время, чтобы увидеться снова. Вы не позвонили.
Винс неторопливо рассматривал женщину. Лицо ее было слишком длинным, чтобы считаться красивым, нос и подбородок широковаты, лоб низкий. Но привлекала внимание улыбка и беспощадный испытующий взгляд зеленых глаз. Ее язвительные замечания напоминали Винсу об Анне, хотя Мейси была старше и более искушена в житейских делах, имела более осознанные намерения. Теперь он вспоминал все новые подробности о Мейси. Она была единственной дочерью состоятельного нефтепромышленника, чемпионкой по плаванию, лыжницей, играла в теннис и славилась своей любовью к вечеринкам, которые затягивались на всю ночь. Но больше всего он помнил ее улыбку: прекрасную и открытую, такую сияющую, что хотя она не отражалась в глазах, большинство людей думало, будто она очарована их словами. Это была та безличная улыбка, которую Винсу больше всего хотелось стереть. Он хотел, чтобы она улыбалась только ему.
– Вы меня нервировали, – сказал он. – Я не мог сказать, когда вы серьезны, когда нет, а это было ужасно для моего «эго». Мужчины не терпят неопределенности, знаете, они начинают сомневаться во всем, даже в своем собственном имени, если не уверены в женщине.
Мейси засмеялась.
– Так вы забыли свое имя и мое тоже. Вы очень хороший, Винс, я почти верю вам. Именно так я чаще всего и вспоминала о вас: какой вы хороший.
– Я постараюсь, чтобы вы продолжали думать так, – он все еще держал ее руку в своей и теперь поднес ее к губам. – Я не забуду ваше имя снова.
– Или свое, я надеюсь, – она непринужденно высвободила руку и расслабленно стояла, изучая Винса. Его смокинг был прекрасно сшит, запонки были золотыми, белокурые волосы причесаны настолько тщательно, чтобы казаться слегка растрепанными. Он был в точности одного с нею роста, но держался так, что создавалось впечатление, как будто он смотрел сверху вниз.
– В городе только о вас и говорят. Я слышала, некоторые считают, что вы меняете Денвер раз и навсегда.
– Они правы.
– А вы довольны? Наверное чувствуете себя бессмертным, победителем, глядя на все эти «Четем Тауер», «Четем Плейс» и «Четем Центры», возвышающиеся над равниной.
– Конечно. А вам понравилось бы здание Фарелл Тауер? Я его вам построю.
– Мне никогда не хотелось, чтобы здание называлось моим именем. Это желание кажется таким странным. Как будто тебе надо всех убедить в своей значимости и величии. Я часто задаю себе вопрос, не потому ли мужчины так поступают, что беспокоятся о размерах частей своего тела.