— Вы бестактны и невежливы, — выдохнула она, покраснев в ответ на сказанную им двусмысленность.
— Представьте худшее: я мог быть вашим приятелем и мог вам нравиться…
Напоминание о попытке убедить полицию в том, что она не является жертвой насилия, заставило ее покраснеть сильнее.
— Я начинаю жалеть, что не позволила им вывести вас в наручниках, — процедила Софи сквозь стиснутые зубы. — И для справки: я не интересуюсь мужчинами.
Подвижные брови Филиппа демонстративно поползли вверх.
— О, вы не перестаете удивлять меня.
— Я не это имела в виду.
— Знаю. Просто я не могу не поддразнивать вас, но новизна этого удовольствия постепенно проходит. Нет никакого азарта, потому что это сделать так же легко, как отобрать у ребенка конфету… — Все еще используя тот же подтрунивающий тон, Филипп сменил тему: — И как Розалин восприняла известие о моем приходе?
Выражение лица Софи сразу стало оборонительным.
— Я не говорила ей об этом.
— Тогда как вы объяснили те устрашающие звуки, которые она расслышала в трубке?
— Сказала, что кот уронил цветок и я опрокинула столик в попытке поймать несчастное растение.
— Правильно, самое простое объяснение обычно самое правдоподобное.
— Рада, что вы одобряете.
— Вы спросили ее о замужестве?
— Как бы я это сделала, если она не упоминала о нем? Честно говоря, думаю, вы просто сошли с ума.
Софи перевела раздраженный взгляд на свои туфли. Чертовы шпильки! Конечно, благодаря им ее лодыжки и икры выглядят изумительно, но высокие каблуки явно изобрели, памятуя о пытке. Для ее понимания всегда было недоступно, почему женщины добровольно подвергают себя таким страданиям. Ради нескольких восхищенных взглядов мужчин?
Посмотрев на Филиппа и ощутив, как мгновенно участился ее пульс, она оперлась на его руку. Сталь, возможно, прочнее, но она не такая теплая. Сама мысль, что можно дотронуться до этого мужчины и ничего не почувствовать, была просто смехотворна.
— Стойте! — Ее слова сопровождались скупым властным жестом. Удивительно, но Филипп повиновался грубой команде.
Держась за него, Софи наклонилась и сбросила туфли. Затем подцепила их за задники и с наслаждением пошевелила пальцами ног. Вздох чувственного удовольствия вырвался из ее приоткрытых губ. Ну вот, она способна спокойно перемещаться в пространстве, не опасаясь ежеминутно упасть. С другой стороны, не обошлось и без минусов: она явно потеряла в росте и теперь доставала Филиппу только до плеча.
— Спасибо, — сказала она, убирая руку.
Как все просто! Софи испытала желание посмеяться над своими опасениями. Ей ничего не стоит коснуться его и остаться невредимой… если не считать неуловимого покалывания в кончиках пальцев.
Не нужно только ничего преувеличивать. Стоит встретиться со своими бесами лицом к лицу, и они неизбежно станут менее пугающими, чем вы предполагали.
Теперь, когда она не сомневалась, что испытываемое ею ранее физическое влечение не более чем временное помрачение рассудка, Софи почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы рискнуть искоса взглянуть на собственного беса, которого она изгнала. И обнаружила, что проницательные глаза, не мигая, смотрят на нее.
Обжигающее тепло разлилось по ее телу с ужасающей скоростью. Из темно-карих глубин струилась такая сексуальная энергия, что ее ноги буквально приросли к земле, а все ощущения сосредоточились внизу живота.
— Вы распустили волосы, — заметил Филипп, любуясь каштановыми прядями, в беспорядке рассыпавшимися по плечам. — Мне нравится.
— Вы даже не представляете, насколько мне безразлично, что вам нравится, а что нет! — заявила Софи.
Удивленная, чрезвычайно привлекательная усмешка, появившаяся на лице Филиппа, только усилила ее раздражение.
— Вы собираетесь идти так по улице? — спросил он, кивая на босые ноги.
— А вы смогли бы ходить в этом? — И Софи помахала туфлями перед его носом. — Что вы так смотрите на меня? — подозрительно осведомилась она в ответ на резкую смену выражения на его лице.
Филипп перевел взгляд с туфель на ноги в тонком прозрачном капроне.
— Просто подумал, что теперь вы совсем не похожи на ту девушку, которая открыла мне дверь.
— Увы, я подвела стилиста. Предполагалось, что макияж продержится двадцать четыре часа.
— Я сказал что-то, что вас расстроило?