Глава десятая

До конца работы оставалось полчаса. Даша крепко сжала кулаки, стараясь сдержать легкую дрожь в руках. Сегодня она впервые после Машкиного побега увидит Юрия. И её больше не будет защищать ледовый панцирь, так надежно оберегавший от потрясений её бедное сердце весь последний год.

А теперь это самое сердце билось так, будто его прогнали сквозь строй насмешников. Она подошла к старому тускловатому зеркалу, висевшему у дверей медкабинета, посмотрела на свое искаженное то ли страхом, то ли старым стеклом лицо, и прижала нервно подрагивающие, ужасно холодные пальцы к неимоверно горячим щекам.

Юрий сказал, поговорим и решим, как нам жить дальше. Даша была уверена, что самое мудрое – просто забыть друг о друге. Ничто не приносит столько мучений, как любовь. Возможно, поначалу все будет хорошо, а потом? Он такой красивый, умный, как сейчас говорят, сексуальный. А что она? Весьма средненькая особка. Если уж простой деревенский мужик с ней жить не захотел, что уж говорить о Юрии, каком красивом, успешном? Страсть дело неверное, она быстро кончается. Встретит другую, и все начнется сначала. Ведь недаром же у него было столько женщин до неё. Значит, будут и после.

Она поежилась от собственной безнадежной рассудочности. Если бояться, то и счастья никогда не видать. Жизнь никогда не дает гарантий.

Она припомнила измученный вид Валерия, приезжавшего к ней в деревню, чтобы в очередной раз умолять её вернуться.

– Я не живу без тебя, Даша, а так, доживаю. Мне так плохо! Я к Светке даже прикоснуться не могу, так она мне противна.

Даша раздраженно вздохнула.

– Хватит, Валерий! Когда ты любовь крутил с этой же Светкой, тебе и ко мне прикасаться было тошно, тоже противна была! – и, чтобы окончательно отвязаться от него, безжалостно добавила: – И запомни, я выхожу замуж! Мой жених уже приезжал сюда, знакомился с родителями. Понравился им, между прочим.

Эта новость его совсем доконала. Валерий побагровел, стал задыхаться и хватать ртом воздух. Пришлось дать ему валидол и холодной воды. Отдышавшись, он с негодованием обвинил:

– Эх ты, шалава! Я-то думал, что у нас все наладится, а ты!

Она с презрением взглянула ему в глаза.

– Ну вот видишь, снова знакомые слова и интонации те же. Снова я виновата, а ты безвинный страдалец. Нет уж, езжай-ка ты восвояси! С дочкой ты уже повидался, а оскорбления твои мне за пять лет нашей совместной жизни вот как надоели! – она выразительно провела ладонью по горлу.

Решительно встала и ушла в дом, проигнорировав просительно протянутые к ней руки. Через десять минут взревел мотор, и Нива стремительно выехала со двора.

Мать, выглянув в окно, радостно сообщила:

– Умотал наконец-то, голубчик! Всех умучил! Вот ведь бесстыдник какой – сам дров наломал, а все кто-то повинен в его маленьких шалостях!

Они споро начали готовить обед. Мать уныло сокрушалась:

– Как жаль, что Веруня уехала. Скучно теперь без неё. Хоть глупость какую сказанет, хоть посердишься немного. От неё не знаешь, чего и ждать, а все жизнь веселее. – Практично добавила: – Да и овощи теперь девать некуда. Как она ела хорошо, прямо готовить было приятно. Не то, что ты – клюнешь раз, и сыта будто бы! А ей – что ни свари, все сметет, да еще и похвалит. Я себя прямо ресторанским поваром чувствовала. Как он там называется – шеф?

  88