У Сабрины кружилась голова, мысли ее путались, а тело сжигала жажда. Слезы обожгли ей глаза, и она отпрянула, дрожа всем телом.
— Я не могу! — воскликнула она. «Стефания, прости меня, я не хотела полюбить его». Она покачала головой: — Не могу. Не могу.
— Что, черт побери, с тобой происходит? — зарычал Гарт.
— Не надо! — закричала Пенни. Сабрина подняла голову и увидела, что Пенни стоит в дверях своей спальни в противоположном конце коридора. «Слишком много всего происходит, как мне разобраться во всем?» Но лицо Пенни было искажено страхом, и Сабрина подошла к ней. Она опустилась на колени и обняла ее. Снизу закричал Клифф:
— Папа на меня кричит? Что я сделал на этот раз?
— Проклятье! — взорвалась Сабрина. Она все еще дрожала от желания и чувства вины. — Разве все должны участвовать во всех событиях? Что, в этом доме уже не может быть ничего личного?
Пенни расплакалась, и Сабрина почувствовала, как утро ускользает от нее, что она сама все портит.
— Прости меня, — сказала она и крикнула вниз: — Никто не кричит на тебя, Клифф. — Она повернулась к Пенни. — Прости меня, дорогая. Не пугайся. Все в порядке. Все хорошо, — повторяла она, спрашивая себя, успокаивает ли она Пенни, себя и Гарта. — Держу пари, мы кричали, как вы с Клиффом, правда?
— Папа кричал так сердито, — прошептала Пенни, потрясенная и испуганная. — Он никогда ни на кого не кричал…
Сабрина ожидала, что Гарт вмешается, но он хранил молчание. «Он мог бы помочь мне, — подумала она, — но он слишком рассержен». Она улыбнулась Пенни:
— Ну, иногда, если послушать вас с Клиффом, может показаться, что вы готовы сделать друг из друга котлету.
У Пенни вырвался короткий смешок. Сабрина знала: девочка думает, что взрослым не полагается кричать так, как их детям, она даже вспомнила о своих друзьях, чьи родители ссорились и даже иногда разводились.
— Кричать не очень-то хорошо, — сказала она легкомысленным тоном, — но это действительно прочищает легкие, чтобы было легче орать на футбольных матчах. Пенни снова рассмеялась.
— Ну, давай. Ты еще даже не оделась. Нам нужно проверить способность Клиффа в области мытья полов, потом поесть и выбраться отсюда, а то весь «Джонатан» уплывет прежде, чем мы доберемся до сада.
— «Гольден восхитительный», — автоматически поправила ее Пенни. — Я тебе говорила, что только этот сорт сейчас собирают. Ты же знаешь.
— Сегодняшнее утро не принесло пока ничего восхитительного. Кроме тебя, — сказала Сабрина, целуя ее в щеку. — А теперь иди, накинь на себя что-нибудь.
После того как Пенни ушла в свою комнату, Сабрина осталась стоять на коленях, ожидая, что Гарт скажет ей, как она говорила Пенни, что все в порядке. Но он сидел молча у окна, там, где она его оставила. Несколько долгих минут они не двигались, разделенные всей длиной дома и ужасной пропастью непонимания. Сабрина подняла голову и встретила его взгляд.
— Мне так жаль, — сказала она. Ее слова перенеслись через холл, прикоснулись к нему с той же нежной осторожностью, с которой ее пальцы дотрагивались до его лица во сне меньше часа назад.
Тогда Гарт улыбнулся такой любящей улыбкой, что у нее перехватило дыхание.
— Все в порядке, — произнес он, наконец, и добавил: — Я подумал, что ты, возможно, уже приняла решение.
Сабрина слышала его слова, но они ничего не значили для нее. Приняла решение? О чем? Заниматься с ним любовью? Рассказать ему, почему она колеблется между холодностью и теплотой? Признаться? Если он что-то знал или подозревал, почему не сказал прямо?
— Мне надо одеться, — поспешно сказала она и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. «Я не буду думать об этом сейчас». Она натянула джинсы «Леви-с», бледно-желтую оксфордскую рубашку и желтовато-коричневый свитер с вырезом «лодочкой», в котором она, глядя в зеркало, отражавшее ее в полный рост, показалась себе всего на несколько лет старше Пенни. На какое-то краткое мгновение она почувствовала себя очень юной — не тронутой временем и сложными маневрами взрослых.
Она собрала сзади свои тяжелые рыжие волосы, связав их бархатной коричневой лентой. По бокам выбились прядки, обрамляя ее лицо легкими колечками, что придавало ей вид скорее шаловливого подростка, чем взрослой женщины.
Она посмотрела на девочку-подростка в зеркале и вспомнила другие зеркала, во дворцах и поместьях, где она одевалась в платья из кружев и шелка, собираясь на самые знаменитые балы Европы, а затем сбегала по лестнице через высокие двери, заставляя умолкнуть самых искушенных и прекрасных людей высшего общества.