Теперь, когда все кончилось, Сабрину снова охватило любопытство.
— Что они искали? — спросила она.
— Оружие, — ответил мальчик. — Это — греческие патриоты, сражающиеся за независимость на Кипре.
Сабрина вспомнила что-то из школьной программы.
— А почему они воюют здесь?
— Чтобы победить турок. — Мальчик буквально выплюнул это слово.
— Но разве здесь есть турки?
— Нет. На Кипре. Воюют против греков. Мой отец там. Я должен быть с ним, воевать против турок.
— Тогда кто же стреляет на улицах? — требовательно спросила Сабрина, топнув ногой.
— Греки, турки и полиция, — сказал мальчик.
— Где твоя мама? — спросила Сабрина.
— Умерла. Моя тетя должна быть здесь, но она запаздывает.
— Умерла! О Сабрина, мы должны бы… — Стефании стало неловко.
Но Сабрина внимательно посмотрела на мальчика.
— Ты бы действительно воевал? — спросила она.
— Если бы у меня было оружие, — ответил он, — я бы убивал. Глаза Сабрины потемнели.
— Как тебя зовут?
— Дмитрий Каррас. В комнате стало тихо. На улице тоже все замерло.
— Сабрина, — сказала Стефания. — Уже поздно. Не пора ли нам идти? И может быть… раз его мама умерла… мы могли бы…
— …взять их с нами, — закончила мысль Сабрина.
Дмитрий выступил вперед:
— Я забочусь о сестренках.
— Да, — сказала Сабрина. — Но пойдемте с нами. Пообедаем вместе, — предложила она так же грациозно, как ее мама на дипломатических приемах. — Наш шофер отвезет вас домой, как только вы захотите.
Дмитрий не мог оторвать от нее глаз. Такая гордая и красивая. Как королева.
— О’кей, — наконец произнес он.
В этот момент прибыли пожарные. Перед ними прошли пятеро детей. Греческая девочка несла на руках ребенка, а греческий мальчик, не отрываясь, смотрел на двух совершенно одинаковых американок, грязных, чумазых, но действительно очень красивых. Пожарные отвезли детей в полицию, а полицейские доставили их по адресу, который они назвали, в американское посольство.
Один из полицейских предварительно позвонил родителям девочек, и когда они прибыли на место, у посольства собралась большая толпа. Лаура выпорхнула из дома и обняла дочерей, сокрушаясь по поводу испачканной одежды и окровавленных ладошек Сабрины. За ней вышел Гордон с каменным лицом. Заработали фотовспышки. Репортеры, как и все, полагали, что киприоты похитили двух дочерей-двойняшек у американского дипломата.
Сабрина ощутила восхитительное тепло материнских рук. Все вокруг было хорошо. Потом, вспомнив о Дмитрии, она осмотрелась и увидела, как мальчик уходит сквозь толпу репортеров.
— Стой! — громко скомандовала она. Она и Стефания вырвались из рук Лауры и побежали к нему. — Это наши друзья. Они спасли нас. Я пригласила их на обед.
— Сабрина! — ледяным голосом произнес Гордон. — Ни слова больше. Ты достаточно натворила неприятностей из-за своей безответственности. Сколько раз я должен предупреждать тебя?..
Сабрина замерла, открыв рот. Они были дома. Почему отец ругает ее? Он даже не обнял их. Она достаточно настрадалась за этот день, сильно устала и почувствовала себя в безопасности, когда увидела посольство и маму, которая обняла их… Почему папа заставляет ее чувствовать себя так ужасно? Слезы полились из ее глаз.
— Твое потворство своим желаниям показало, что тебе совершенно наплевать на мою карьеру. Ты втянула в неприятную историю свою сестру, этих детей. Иди домой. Я определю для тебя наказание, когда…
— Это не Сабрина! Ты!.. — Сквозь слезы Сабрина увидела, как Стефания колотит кулачком по руке отца. Стефания тоже расплакалась. — Она — Стефания, а не Сабрина. Ты спутал нас Ты не можешь обвинять ее перед всеми, она ничего не сделала, и, как бы там ни было, идея выскочить из машины пришла нам обеим в голову совершенно одновременно. Тео расскажет. А потом начался бой и мы спрятались. Ты не можешь обвинять Сабрину… Стефанию… любую из нас.
Репортеры приблизились к ним.
— Сэр, можно юной леди… Сабрине? Или Стефании?.. Рассказать нам, что произошло… Гордон, растерявшись, переводил взгляд с Сабрины на Стефанию и обратно. Сабрина слышала его голос:
— Какого черта, я полагал, что… Но тут выступила вперед Лаура.
— Никаких интервью, пожалуйста, — сказала она. — Девочки перевозбуждены и не очень хорошо себя чувствуют.
Ее и саму парализовал страх и ощущение вины. Ей казалось, что она недостаточно много сделала для своих дочерей, мало заботилась о них, а теперь, может быть, их уже нет в живых. Но настойчивые репортеры и опасность скандального отношения к происшедшему со стороны Гордона заставили Лауру вспомнить о своем долге. Она решила на время забыть о своих душевных муках. С ними можно подождать. Об этом она будет думать потом, когда придет в себя и останется наедине со своими мыслями.