Морган взглянул на Каролину и увидел, что по ее щекам текут слезы. Он за всю жизнь ни в ком не встречал такого простодушия и такой невинности. Он отвернулся.
Еще несколько минут назад он радовался, что мисс Твиттингдон заболела и не присутствует на уроке, оставив его наедине с Каролиной. Должно быть, он сошел с ума, как уже давно заметила Персик. Однажды другая Каролина, леди Каролина Лэмб, сказала ему, что Байрон сумасшедший, испорченный и опасный.
Это была правда. Мужчина, обуреваемый такими страстями, по праву может считаться сумасшедшим — и, уж конечно, испорченным. А он точно знал, что представляет опасность для Каролины. То, что она находилась наедине с ним в отцовском кабинете, говорило о ее уязвимости и доверчивости. Ведь она должна была знать, что ей нельзя оставаться наедине с мужчиной. Не могла же мисс Твиттингдон не научить ее этому основополагающему правилу хорошего тона.
Но Каролина Манди, которая повидала на своем веку такое, отчего взрослый мужчина упал бы в обморок, по-видимому, находила нелепыми принятые в свете правила.
Кроме того, Морган знал, что Каролина ему доверяет. Они называли друг друга по именам, как близкие люди. Видимо, он нравился ей все больше и больше, она чувствовала себя легко в его обществе. В безопасности. Она считала, что с ним ей ничего не угрожает. Значит, она понятия не имела о его мыслях. Она закрыла книгу и любовно поглаживала корешок; наверное, точно так она будет поглаживать того желтого пса, о котором мечтает.
— Это всего лишь выдумка, Каролина, — холодно напомнил он ей, подошел, взял книгу у нее из рук и поставил на полку. — Полезнее для вас было бы усвоить Бэкона: надежда — это хороший завтрак, но плохой ужин. Запомните это изречение, дорогая, и научитесь полагаться на себя, а не на фантастические мечты.
— Фу! — Каролина встала и улыбнулась Моргану; она едва доставала ему до плеча. — Если мне не изменяет память, Бэкон сказал также: некоторые книги следует пробовать, другие проглатывать и только немногие — пережевывать и переваривать. Мой желудок, ваша светлость, занят сейчас перевариванием безумного, чудесного, мудрого Дон Кихота, придуманного Сервантесом.
Морган с трудом подавил желание заключить это наивное, донкихотовское существо в объятия и поцеловать.
— Юные девицы, готовящиеся к выходу в свет, не употребляют слово желудок, Каролина, — сухо заметил он, думая, что секунду назад едва не стал развратником, а теперь, подобно отцу, стал ханжой.
Она сморщила нос, что было огромным шагом вперед: прежде в таких случаях она называла его тупоголовой свиньей.
— Не понимаю почему, — возразила она. — Ведь существует такой орган — желудок. У меня есть желудок, так же как ноги, колени и бедра, — видите? — Она приподняла юбки, демонстрируя изумленному Моргану длинные, стройные ножки.
— Вы меня очень обяжете, если вспомните, что вас готовят на роль настоящей леди. Иногда я думаю, что мне было бы легче запрячь русского медведя.
— Не прерывайте меня, Морган, — парировала она, удивив его холодной властностью тона, словно была рождена для того, чтобы повелевать. — У меня есть желудок, и у меня есть ноги. И все остальные части тела. Ведь я должна есть, ходить и так далее. Мне нравится быть леди, Морган, если это означает, что я могу есть, когда голодна, носить прекрасную одежду, не делясь ею со вшами, читать прекрасные книги, танцевать и слушать, что ваш отец перед обедом говорит о Боге. Но будь я проклята как последняя лгунья, если сделаю вид, что у меня нет задницы или что я этого не знаю.
— Да, она у вас есть, малышка, — подтвердил Морган, не позволяя себе сердиться из-за того, что она употребила лексику простолюдинов. — И притом прекрасная, насколько я могу судить.
Когда он начал говорить, Каролина подняла руку, направив указательный палец с искусанным ногтем прямо в лицо Моргану. Ее рот приоткрылся, как бы готовясь оспорить все, что он скажет. Но поднятая рука внезапно опустилась, ее головка томно склонилась набок — она явно кокетничала, что было полным откровением для Моргана.
— Полегче, сэр, мне кажется, вы зашли слишком далеко для джентльмена, имеющего дело со светской дамой. — Она снова подняла руку и начала обмахиваться ею, как веером. — Боюсь, что я переутомилась, мой лорд Клейтонский, и должна присесть отдохнуть.
— На свою задницу, сиротка? — спросил Морган, положив руки ей на плечи, когда она громко засмеялась.