— Но я это сделала! Я это сделала! — быстро воскликнула Каролина. — Я… Я сознательно пыталась соблазнить тебя, а потом подговорила Ферди рассказать обо всем его милости. Я это сделала! Ты слишком нуждался во мне, чтобы выгнать меня, пока твои планы не осуществились. Но потом ты уволил бы меня, как любую другую наемную работницу. Ты мог бы даже оставить меня без коттеджа.
— Или без содержания. Поскольку здесь нет Ферди, чтобы подчеркнуть это обстоятельство, я сделаю это за него. Если только он не прячется на подоконнике за занавеской. Он большой любитель подслушивать и подглядывать, наш предприимчивый маленький друг Ферди. Не поискать ли мне его за шторой?
Морган сидел теперь на краю кровати не более чем в двух футах от нее. И он улыбался. Каролина почувствовала, что ей сдавило горло.
— Ты не хочешь меня. Я для тебя ничто. Я не человек. Ты женился на мне только для того, чтобы сделать приятное своему отцу. Ты даже не хочешь, чтобы о нашем браке было объявлено. Ферди предупреждал меня об этом. А когда твой план будет выполнен, ты разведешься со мной — об этом сказала мне тетя Летиция. Ты — маркиз, и тебе потребуется разрешение принца-регента. Но он поймет. Он и сам хочет развестись. Но подумай, Морган! Если мы… если мы с тобой… если у нас будет ребенок…
— Если у нас будет ребенок, моя дорогая, он останется у меня, — заявил Морган, вставая и поправляя одеяло; узел пояса его пижамы был почти развязан. И, черт бы его побрал, он все еще улыбался!
— Ты не будешь так жесток. — Дыхание Каролины прервалось. Ей трудно было поверить, что стоявший перед ней бессердечный человек и есть Морган Блейкли, который несколько месяцев назад приехал в Вудвер и пил с тетей Летицией воображаемый чай.
Морган нахмурился и покачал головой:
— Нет, детка, я этого не сделаю. Теперь мы женаты, на счастье или на беду. Я не могу делать вид, что не хочу тебя. Я понял это, когда сегодня скакал на лошади. Мне нужна жена. Мне нужен наследник. Больше всего на свете я хочу иметь привлекательную и любящую женщину в своей постели. А ты такая и есть, Каро, вне всякого сомнения. Тем более, что теперь я знаю, что ты не подстраивала мне ловушку.
— Но ты не любишь меня. — Каролина знала, что вот-вот разрыдается и предстанет перед ним как круглая дура.
— Но в этом-то и заключается особая прелесть. Ты меня любишь; так ты, по крайней мере, сказала, хотя вечером того же дня отказалась от своих слов. Любовь сделает тебя уступчивей во время нашего пребывания в Лондоне. Мой отец в данный момент относится ко мне весьма терпимо, хотя он никогда не полюбит меня так, как ты. Да, леди Каролина, я могу сказать, что здесь вышел победителем.
Единственная слезинка скатилась по щеке Каролины, но она не стала ее утирать.
— Я не хочу тебя, Морган. Во всяком случае, таким, какой ты сейчас, — сказала она, чувствуя, что начинает умирать. — Я была дурой — мечтательной дурой. Я должна была отказаться выполнять требование твоего отца. Мне надо было сбежать. Я не хочу быть твоей женой. Не теперь. Не так.
— Но это все, что я могу предложить тебе сейчас, крошка, — сказал Морган, сняв пижаму; его обнаженное тело отливало золотом при свете стоявшей на ночном столике свечи. Он положил руку на ее плечо, и жар его тела проник сквозь тонкую ткань ее ночной рубашки.
— Я обещаю тебе, Каролина, что на этот раз тебе будет еще лучше, чем тогда.
Ее нижняя губа начала дрожать, когда он уложил ее рядом с собой. Ее голова и плечи погрузились в подушки, а тело напряглось, когда он начал расстегивать пуговицы ее ночной рубашки. Она не могла не только сопротивляться, но даже пошевелиться. Он был ее мужем, и она любила его.
— Не плачь, Каро, — прошептал он ей на ухо; от его теплого дыхания она задрожала. Ее глаза закрылись, когда его рука скользнула под рубашку, обхватила ее грудь, начала мягко ласкать ее напрягшийся сосок.
— Да, Каро, да. Ты рождена для этого, моя прекрасная девочка. Я знал это с самого начала. Знал, но пытался сдержаться. Но теперь в этом нет никакого смысла. Ты предназначена для того, чтобы получать наслаждение и дарить его.
— Морган, я…
— Нет, нет, Каро. Не надо ничего говорить. Идем со мной, моя Каро, предадимся наслаждению. Хотя бы этого у нас никто не отнимет.
Каролина еле слышно охнула, когда почувствовала, что на ней уже нет ночной рубашки; она вспомнила обнаженное тело Моргана и подумала, что сейчас все будет иначе. На этот раз он тоже получит удовольствие. Будет ли она плакать от боли, как та девушка в Вудвере, или ликовать, как те бедные умалишенные, которые, как животные, кусали и царапали своего партнера, приветствуя его проникновение в свое тело?