Ее кожа с чуть выступавшими под ней ребрами была теплой на ощупь. Куинн провел ладонью по восхитительному телу Шелби, запустил руку в трусики, ища и обретая. Боготворя ее.
Она приподнялась ему навстречу без всякого стыда, сожаления, хватаясь за это мгновение и беря все, что он мог ей дать, отдавая все, что у нее было, даже больше.
В едином стремлении они касались друг друга, гладили, целовали, возясь с пуговицами и молниями, горя желанием поскорее освободить пылающую, изнывающую под одеждой плоть.
Вместе они искали разрядки, завершения. Вместе поднимались на волнах опьяняющей страсти, и каждая волна оказывалась все выше и выше, страсть становилась все более ненасытной.
Шелби вонзила ногти в голую спину Куинна и сдалась, позволив ему увлечь себя в заоблачные выси, а потом сбросить вниз.
Какое-то время единственными звуками в комнате были их тяжелое дыхание и мурлыканье Принцессы, которая пару раз подтолкнула Куинна, прежде чем прыгнуть ему на спину, а оттуда на диван, где и заняла свое любимое место возле подушек.
Шелби, наблюдавшая за перемещениями Принцессы, засмеялась и спросила:
— Как ты думаешь, мы подорвали ее моральные устои? У кошек есть моральные устои?
— Не знаю. Вот когти у них есть, точно. Я говорил, что люблю тебя? Потому что это так, — добавил Куинн, целуя Шелби в лоб и глядя на нее. Их тела, все еще соединенные, никогда больше не будут единым целым одно без другого.
Улыбка Шелби померкла. Правду ли он сказал? Проклятие, ей не следовало снова заниматься с ним любовью. Она так ясно мыслила до этого. Куинн сказал, что любит ее, но утаил правду. Скрыл, что знает, кто она. Шелби хотела полюбить кого-то, кто полюбил бы ее ради нее самой, а не ради ее наследства.
— Шелли? — промолвил он, поскольку она не ответила. «Куинн даже не называет меня моим именем, хотя и знает его».
— Я хотела бы встать. — Шелби слегка оттолкнула его. Куинн понимал, когда надо настаивать на ответах, а когда ждать другого момента. Он чувствовал, когда человек темнит, а когда делает все, чтобы уклониться от прямого ответа. Вероятно, Шелби ничего не скажет ему сейчас только потому, что он спросил ее. Разумеется, она не спешит произнести «Я тоже тебя люблю, Куинн», поскольку он глупо и нелепо признался ей в любви.
Куинн не сомневался, что Шелби не доверяет ему. Он отказывался верить в то, что она, пусть и с запозданием, раскусила в конце концов его историю прикрытия. Спроси же он, почему Шелби внезапно так охладела к нему, она уклонилась бы от ответа или солгала.
Хотя Куинн с радостью предпочел бы ложь, если бы из правды явствовало, что он не более чем часть ее приключения. Если он часть чего-то, что Шелби хотела себе «доказать», а теперь, когда доказала, Куинн вот-вот услышит:
«Спасибо, было очень весело, надеюсь, мы останемся друзьями». Именно это случается с парнями, играющими не по правилам, разрушающими радость побега, говоря разные глупости, например, «я тебя люблю».
Куинн натянул брюки, стараясь не смотреть на одевавшуюся Шелби, зная, что теперь она расценит его взгляд, как посягательство на ее личную жизнь. Для любящей, щедрой и страстной женщины Шелби была очень стыдлива, из тех, кто считает, что любовью надо заниматься в темноте, на настоящей кровати. Теперь она в ужасе от собственной разнузданности, от того, что голышом валялась на ковре в гостиной, забыв всякий стыд.
Шелби была его возлюбленной, его леди. Всегда леди, даже когда становилась бесстыжей в его руках. Боже, как же Куинн любил эту удивительную женщину!
Он обулся и встал. Как много мыслей! Как много противоречий! Шелби Тейт состояла из массы противоречий. Холодная блондинка-наследница. Хостесса у Тони. Женщина, которая вчера впала в панику при виде мыши, а сегодня в одиночку справилась с возможным похитителем и двумя малолетними хулиганами. Женщина, которая мгновение назад пылала в его объятиях, а теперь превратилась в снежную королеву, явно желающую, чтобы он побыстрее покинул ее квартиру.
Шелби стояла к нему спиной, подняв руки к узлу волос ка затылке и вынимая из него оставшиеся заколки.
— Кажется… э… сегодня мне стоит заняться… домашними делами, да, делами… которые я забросила. — Она распустила волосы, провела по ним ладонями и повернулась к Куинну. — Ничего, ладно?
Куинн хотел сказать — нет, не ладно. Он хотел обнять Шелби, посадить на диван и во всем признаться, даже рассказать о самой настоящей опасности… пусть он и сам не до конца в это верит. Никто никогда не убивает курицу, несущую золотые яйца. Никто, кроме идиотов. Но если он расскажет ей? Что тогда?