! 
100 
Солнце снова светило – ветерок расчистил небо от немногочисленных облаков.
Макс и министр волокли к ванне какие-то доски, негромко о чем-то беседуя.
Высоко в небе над Мироном громко пела птица. Он задрал голову и смотрел на нее с восхищением.
Но тут треск ломающихся досок заглушил пение.
Маленький костер обложили уже более основательными поленьями.
Трое мужчин сидели на корточках, глядя под ванну и ожидая, когда через только что уложенные шалашиком доски прорвется пламя.
Вода нагревалась медленно.
Птица улетела.
Костер шипел и потрескивал.
Мирон, взяв у министра бутылочку с коньяком, открутил пробку и задумчиво, каплю за каплей, выливал ее содержимое в желтоватую воду.
Министр массировал лоб – тяжесть происшедшего в последние дни грозила мигренью.
Вскоре ему предложили раздеться – согласно правилам русского гостеприимства он должен был принимать ванну первым.
– Осторожнее! – заботливо проговорил Макс. – Один американский астронавт разбился в ванной.
– Да, об этом у нас много писали, – кивнул, забираясь в воду, министр.
Вода еще не была достаточно теплой, но эмалированное дно приятно грело ступни.
– На этом белом «Стейнвэе» играл Прокофьев! – Мирон подхватил взгляд министра и направил его на упомянутый инструмент.
– Боже мой! – проговорил министр, погружаясь в воду. – Сам Прокофьев!
Макс подкладывал дощечки в костер.
«Интересно, – думал он, – а можно ли довести воду в ванной до кипения?»
– Он еще играет, – негромким голосом счастливого человека говорил хозяин кладбища. – Ре-бемоль нижней октавы и чистая фа верхней… Сыграть?
Министр лежал в ванной, и только голова торчала из желтоватой воды. В воздухе над водой что-то приятно горчило. «Коньяк!» – с радостью узнал министр.
– Да, сыграй, пожалуйста! – попросил он Мирона, не оглядываясь.
Мирон подошел к «Стейнвэю». Поднял верхнюю крышку, потом открыл клавиатуру и, расставив руки в стороны, дотянулся до двух заветных прокофьевских нот.
100 
