– Встретимся через час. Нужно покрутиться здесь, хотя не хочется попусту тратить вечер.
Странный разговор, по меньшей мере. Он даже не сказал «Рад встрече» и не спросил «Как дела?».
Рафаэлла мучительно отсчитывала секунды, поминутно глядя на часы. Ей показалось, что прошла вечность. В назначенное время она ждала Эдди.
Мейфэа опоздал на двадцать минут, но даже не извинился. Он взял Рафаэллу за руку и повел к открытой спортивной машине, стоявшей на дороге. Он сел за руль и даже не открыл девушке дверь.
Рафаэлла сама забралась в автомобиль, раздумывая, не сказать ли Фенелле о своем приключении. Наверное, они будут беспокоиться, когда не обнаружат ее после приема.
Черт с ними! Рафаэлла не беспокоилась, она мечтала об Эдди Мейфэа почти три года, и, наконец, ей повезло. Ничто не может испортить этого.
Эдди одной рукой завел машину, а другой потянулся за сигаретой.
– Итон или Херол?
– Что ты сказал?
– В какую школу ты ходишь?
– Л'Эвер в Швейцарии.
Он внезапно нажал на тормоза и удивленно спросил:
– Но это же школа для девушек?
– Конечно, – Рафаэлла сорвала кепку и волосы рассыпались по плечам.
– Боже! – воскликнул он.
– Что?
Он поперхнулся сигаретой и выдавил:
– Ничего, ничего.
– Но ты узнал меня? – подозрительно спросила Рафаэлла. Эдди справился с изумлением и возмущенно заявил:
– Конечно.
– Меня зовут Рафаэлла, – напомнила она.
– Знаю, – обиженно ответил он.
Эдди Мейфэа – такой странный. Чем быстрее она сделает ему минет и завладеет вниманием этого молодого человека, тем лучше.
Через два часа они голые лежали под простынями в доме Эдди Мейфэа в Челси.
Поездка заняла час, он ехал с бешеной скоростью. Стакан водки, пластинка Билли Джоэла «Да, ты такая», а потом секс. Никаких поцелуев. Никаких ласк. Сразу за дело.
Хотя Рафаэлла не имела никакого опыта, но вскоре поняла, что с Эдди что-то не то. У него даже не было эрекции, а этого человека Одиль называла «Огромным членом-динамитом». Ничего подобного.
Но Рафаэлла не растерялась и решила помочь Эдди выйти из положения. Женским чутьем она угадала, что он хочет услышать от нее.
– Я девственница и никогда раньше не была с мужчиной. Ее слова попали в точку.
Рафаэлла действительно никогда не была в постели с мужчиной. На пляже – да. В лесу – да. И во многих других местах. Но в кровати – никогда.
– Ты такой мужественный, – сказала она. – Мне так приятно с тобой.
Это сработало. Эдди Мейфэа повел себя как настоящий мужчина, чего не случалось уже давно. А Рафаэлла перестала думать о том, как сохранить девственность для мужа. Все ее мысли были заняты Эдди. Она любила его. Так что все было просто.
Бобби Манделла, 1977
– Черный шелк, – сказала Нова Ситроэн. Портной кивнул.
– И белый. Абсолютно. Прилегающий.
– Понятно.
– Дюжину рубашек и дюжину брюк. Никаких других цветов.
– Слушаюсь, миссис Ситроэн.
– Застежка слева.
Портной был весь во внимании.
– Конечно, миссис Ситроэн. Элегантным жестом дама отослала его.
Когда портной исчез, Нова нервно заходила по комнате. Квартира была на последнем этаже и выходила на Каталину. Она взяла сигарету, но не прикурила, а просто теребила ее пальцами.
Сегодня или никогда.
Она прождала слишком долго.
Страшно потный Бобби молил о пощаде.
– Достаточно, – просил он.
– Еще несколько раз, – командовал личный тренер. – Нужно привести руки в порядок.
– Да ничего не нужно, – вздохнул Бобби и сбросил штангу со спины.
– Встретимся завтра, – сказал тренер, небольшого роста мужчина с обильной мускулатурой и улыбкой палача.
– Не могу дождаться!
«Значит, – думал Бобби, – вот что такое оказаться первым». Было значительно веселее, когда он слыл толстяком и служил уборщиком в мужском туалете.
Теперь его жизнь заполняла только работа – утомительная, противная и бесконечная.
Каждый день Бобби занимался танцами, пением, пластикой и поднимал тяжести, чтобы тело стало идеальным.
Приходилось позировать перед фотографами, встречаться с парикмахерами, диетологами и ежедневно часами бегать.
Конечно, досталась Нова.
Нова Ситроэн.
Потрясающая женщина!
Бобби закрыл глаза и вспомнил события прошлого года. Он заключил сделку с дьяволом, и весь мир перевернулся.
Узнав о предательстве Бобби, Америка разозлилась. Она чувствовала себя обманутой и ничего не могла понять.