Особенно,... 
2 
Дедушка Монтеро от этого всегда приходил в ярость.
Время от времени Родриго сходился с девушками, достаточно обеспеченными и независимыми, чтобы не терять голову и сознание от связи с красавцем-миллиардером. Все они, так же, как и он, спешили получить удовольствие и не рассчитывали на большее. Но, конечно же, им льстил тот факт, что с ними спит наследник одной из богатейших, древнейших и знатнейших семей Европы.
Родриго Хуан Карлос Монтеро-и-Палма-и-Санчес Хименес Альба.
Родриго наслаждался женщинами и дарил им наслаждение. Но никогда не дарил надежду. Он слишком хорошо помнил, каким кошмаром обернулся брак для его матери, кроткой, тихой и очень красивой женщины, без памяти любившей отца и прощавшей ему все, даже то, что своих любовниц, он открыто селил в собственном доме. Именно поэтому Родриго ненавидел этот дом, белый, чистый, прохладный особняк в Андалусии, именно поэтому никогда туда не приезжал, именно поэтому, скорее всего, и занялся гостиничным бизнесом, открывая отели, похожие на дворцы, по всей Европе. Родриго Альба словно искал свой дом — и никак не мог найти.
Дедушка Монтеро, высокий, смуглый, порывистый в движениях старик с гривой седых волос, имел на этот счет свои соображения — впрочем, как и на любой другой счет тоже.
— Тебе надо жениться. Дом — это место, где живет мать твоих детей. Я настаиваю на этом, слышишь, внук! Женись — или все мое состояние, отойдет этому дураку Карлосу... или еще кому-нибудь!
Брат Карлос, не был таким уж дураком, а «кто-нибудь» — это точно такие же внуки и даже правнуки дедушки Монтеро, но старый рыцарь мальтийского ордена обожал только Родриго. Первого внука, как две капли воды похожего на него самого в молодости.
Родриго грустно улыбнулся, вспоминая их последнюю встречу — ссору с дедом. Правда, на этот раз ссоры-то и не получилось.
— Ты женишься, и точка. Я не могу больше ждать. Учти, я изменю завещание!
— Если ты думаешь, что меня можно купить, если ты даже просто предполагаешь такую возможность...
— Я же сказал — не могу больше ждать.
— Дед, ты прожил уже немало, но проживешь и вдвое, с твоим-то характером...
— Характер здесь ни при чем, малыш. Мне осталось полгода. Так, сказали коновалы.
В синих ясных глазах старика Монтеро плеснула такая тоска, что слова замерли на языке Родриго. Монтеро Альба не зря называли пиратом нового времени. Он создал свою империю, пройдя огонь и воду, и не боялся ничего и никого. До сего дня.
— Дед?
— Что?
— Почему?!
— Рак. Он пожирает мои легкие. Подай трубку.
— Но...
— Родриго, малыш, неужели это меня спасет? Конечно, нет. То, что осталось, я проживу с удовольствием, и точка. Кстати, об удовольствии. Чтобы никто не мешал мне его получать. Знаешь об этом ты один, и я хочу, чтобы так все и осталось. Никому ни слова.
— Почему?
— А ты представляешь, какой поднимется вой в семье? Все твои тетки начнут лечить меня, охать, ахать, сдувать пыль, пичкать вонючими травками, таскать к светилам — и ждать наследства. Заботливые стервятники. Гиены-сиделки.
— Дед, ты придумываешь!
— Отстань. Молод еще. Жизни не знаешь. Миллион долларов способен в наше время соблазнить и святого, а в нашей семье святостью никто не отличается, если не считать твоего обета безбрачия. Черт, как это все не вовремя. Биржа взбесилась, дела в Амстердаме идут плохо, за бразильскими акциями нужен глаз да глаз...
— Это когда же смерть бывает вовремя? Да к черту дела, дед, ведь ты умираешь!
— Родриго, видишь ли, мы все в каком-то смысле умираем, буквально с первого дня жизни. Смерть — удел каждого из нас. А если ты так за меня переживаешь... Женись, сделай дедушке, приятное! Вот хоть на Миранде... она тебя любит!
— Никогда не сдаешься, да?
Родриго скептически усмехнулся, а в голове крутилась только одна мысль: никогда, никогда и ни за что он не женится без любви на той, кто его любит. Во имя страданий мамы — никогда.
— Нечего ухмыляться. Кстати, династия — это тоже важно. Кровь не водица, семейству Альба нужны сыновья.
— Дед, прости, но этот разговор ни к чему не приведет.
Больше всего на свете Родриго не любил разговоров о династии. Ему казалось очень глупым и недостойным всю жизнь трудиться в поте лица только для преумножения славы предков. Начинаешь чувствовать себя просто каким-то жеребцом-производителем, чья единственная цель в жизни — наплодить породистых жеребят.
2 
