Вскоре имя Чкалова стало широко известно в авиационных кругах. О его полетах ходили рассказы, в которых правда тесно переплеталась с вымыслом.
Еще большую популярность принесло Чкалову участие в воздушном параде в честь десятой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Чкалов дождался своего счастливого дня. Смело, под гром аплодисментов проделывал он над Центральным аэродромом Москвы свои фигуры. И даже тот, кто не один раз видел великолепный чкаловский полет, не мог оторвать глаз от его машины.
Многочисленные зрители любовались не только артистической летной работой, но и плодами вдохновенного авиационного творчества. А самому Чкалову этот воздушный праздник дал то, о чем он мог только мечтать: открытое признание его достижений.
«Лёлик, – писал он жене, – ты не можешь себе представить, что я сделал здесь своим полетом. Весь аэродром кричал и аплодировал моим фигурам. Мне было разрешено делать любую фигуру и на любой высоте. То, за что я сидел на гауптвахте, здесь отмечено особым приказом, в котором говорится: „Выдать денежную награду старшему летчику Чкалову за особо выдающиеся фигуры высшего пилотажа“.
Этот приказ, подписанный товарищем Ворошиловым, был прочитан на торжественном заседании в Большом театре.
Начальство хочет еще раз видеть наш общий полет, а здесь много самолетов. Это будет что-то особенное».
Вторичный полет в присутствии членов правительства и представителей иностранных посольств принес Чкалову еще большее моральное удовлетворение.
Он говорил товарищам-летчикам:
– Пусть тот, кто собирается драться с нами в воздухе, еще и еще раз подумает, не опасно ли объявлять нам войну!
* * *
После воздушного парада Чкалову пришлось задержаться с вылетом в Ленинград. Там уже выпал снег и садиться можно было только на лыжах, а над московским аэродромом назойливо шумел осенний дождь.
Чкалов так был расстроен, что места себе не находил. Он рвался домой. Со дня на день ожидалось рождение ребенка. Быть в эти дни вдали от Ольги казалось ему ужасным.
К счастью, вскоре немного похолодало. Как только легкий снежок запорошил взлетную дорожку, Чкалов повел свою машину на старт. Исключительное летное мастерство дало ему возможность оторвать самолет от земли.
…Высокий подъем, испытанный Валерием во время воздушных празднеств в Москве, не покидал его и после возвращения в свою эскадрилью. Будущее улыбалось ему. Появилась уверенность, что он идет по правильному пути. Валерий даже избавился от своей привычки временами смотреть угрюмо, исподлобья. Его окающий бас звучал жизнерадостно, он смеялся оглушительно-громко и весело.
1 января 1928 года у Чкаловых родился сын. Его назвали Игорем. Молодой отец был безгранично счастлив. В дневнике появилась запись: «Мне хотелось бегать, петь, кричать, носить жену на руках».
Любуясь своим первенцем, он строил планы на ближайшее будущее: летом всей семьей поехать в Василёво и обязательно выкупать сына в Волге.
– Волжская вода силу дает, – уверял он жену.
Чкалов оказался заботливым отцом и мужем, нежно ухаживал за женою и сыном. На душе у него было ясно и радостно. Летал он попрежнему смело, красиво.
Глава седьмая. Трудные дни
В. П. Чкалов беседует с ребятами в детском саду при заводе «Двигатель революции» (г. Горький).
События развернулись неожиданно. Через полтора месяца после рождения сына Чкалова, по проискам людей, которых отнюдь не радовали успехи советской авиации, перевели «за недисциплинированность» в истребительную эскадрилью в Брянск. Ольга Эразмовна преподавала в одной из ленинградских школ и не могла ехать вместе с мужем. Разлука была тяжела для Валерия Павловича. Он не успел еще насладиться чувством отцовства, а ему пришлось надолго оторваться от семьи.
Иван Панфилович Антошин был далеко, работал в Туркестане, и Валерий, когда наступили трудные для него времена, оказался без необходимой ему моральной поддержки.
Начались дни одиночества. Обстановка в эскадрилье складывалась для Чкалова неблагоприятно. Новый командир относился к нему недоверчиво. Не приносила радости и работа. Чкалова поставили в такие условия, что ему было не до решения новых, интересных авиационных задач. Когда становилось особенно тоскливо, он вспоминал свой недавний триумф в праздничном небе Москвы, торжественное заседание в Большом театре. Но и счастливые картины недавнего прошлого не приносили облегчения.