– Нет, я не о Кене. Ты видишь вон ту маленькую девочку, которая сидит рядом с ним в шезлонге?
– Ты имеешь в виду маленькую черную крошку? – спросила Лайла.
– Это Симон Дюшесн, звезда телевизионного шоу «Противоположности притягиваются». И она не ребенок. Ей двадцать два года.
– Это Симон Дюшесн? Но я думала, что ей столько же лет, сколько и ее героине, – шесть или семь.
– Да, – вздохнул Робби, – все так думают. Она только выглядит как ребенок. У нее была незлокачественная опухоль на надпочечниках. Опухоль тормозила ее рост. Опухоль можно было удалить – требовалась несложная операция. Но ее родители, которые и ввели ее в шоу, решили не делать операции. Теперь уже слишком поздно.
– Почему? – спросила Лайла, хотя вязкое ощущение в желудке уже подсказало ей ответ.
– Они сказали, что слишком бедны. Если бы Симон начала нормально развиваться, то неизбежно переросла бы свой персонаж в телешоу. Родители выбрали деньги.
– Бедный ребенок. Я хочу сказать, бедная женщина, – вздохнула Лайла, и ее передернуло. – Она влюблена в Кена?
– О нет, она неразвита в сексуальном плане, – ответил Робби. – Родители лишили ее и этого, не дав согласия на операцию. Просто она привязалась к Кену, следует за ним везде, как щенок. Ты ведь знаешь, что Кен отличный слушатель. Они встретились на съемке шоу. Кен был осветителем. – Робби отошел от окна. – Она не сможет никогда работать в другом месте. Что за жизнь, Лайла!
Лайла ничего не ответила – ее молчание уже было ответом.
– Есть вещи похуже того, чтобы быть ребенком звезды. Это, например, быть ребенком-звездой. Симон лишена жадными родителями своего роста, своей сексуальной жизни и своих денег. Кен говорит, что она начала судебное дело против родителей. Но какими бы ни были результаты, она все равно в проигрыше.
– Представляю, как она себя чувствует, – прошептала Лайла.
– Тсс, ты что, мисс Пожалей-Саму-Себя? Погляди на себя в зеркало. Я не имею в виду опухшие глаза и бледное лицо. Это пройдет через пару часов. Посмотри на себя! Что ты видишь? Отнюдь не черную карлицу.
Лайла изучающе посмотрела на свое отражение.
– Я знаю, что красива, тетушка Робби! Знаю, что мужчин тянет ко мне. Но меня не тянет к ним. И вот моя мать выбрала наконец такого мужчину, которому я не нужна. И он мне тоже не нужен.
– Что же, тебе нужны девушки? – мягко спросил Робби. Лайла вздрогнула и отвернулась, как будто ее ударили по лицу.
– Нет! Я ненавижу женщин. Робби снова зашикал на нее.
– Но выбора-то нет. Ладно, может быть, тебя хотя бы утешит то, что в твоей семье смешение полов является уже давней традицией. Твой отец был единственным мужчиной, которого я любил. Ничего не имею против Кена, но твой отец сам не знал, чего он хочет. Он разбрызгивал сперму по всему Голливуду без разбора. «Все вместе – девочки, мальчики, я и мамочка О'Рурк!» Во всей семье только Тереза носила трусики. Ты должна поучиться у нее. Однажды она приняла единственно правильное решение, осознав, что твой отец сделает ее несчастной. Мне не нравится, как именно это решение отразилось на тебе, но это решение спасло ей здоровье. Тереза решила, что коль скоро ее любовная жизнь не может совпасть с ее карьерой, то она превратит свою карьеру в любовную жизнь. Она хотела этого и получила желаемое. А ты, Лайла? Чего ты хочешь?
Лайла долго смотрела на свое отражение в зеркале. Не отводя глаз от зеркала, она сказала:
– Я хочу, чтобы все меня любили, но на расстоянии.
10
За семь с половиной миль от Форта Дрэм, в Техасе, Шарлин стояла на обочине Десятой дороги. Жаркое солнце жгло ей голову, раскаленная черная земля прожигала тонкие подошвы сандалий. Шарлин знала, что находится в семи с половиной милях от Форта Дрэм, ведь она собственными ногами прошла каждый дюйм из этих семи с половиной миль. Это же расстояние прошел и Дин, но он к тому же еще нес чемодан. Вначале, когда они тронулись в путь, это показалось им лучшим выходом из положения. Но не проехали они и трех миль, и Шарлин стала подозревать, что водитель грузовика слишком уж к ней расположен. Беглецы быстренько выбрались из машины. Возможно, водитель не имел в виду ничего плохого, возможно, Шарлин поспешила, но когда он начал предлагать девушке посидеть за рулем, нежно поглаживая ей руку, она испугалась, что все это может плохо закончиться.
«Да, это было правильное решение», – рассуждала Шарлин сама с собой. Именно это посоветовала бы ей и мама, если бы она только оказалась здесь. Но хотя ее мамы уже давно не было в живых, Шарлин не хотела сделать ничего такого, за что ее маме пришлось бы краснеть. Все, что говорил отец, было ложью. Шарлин мысленно помолилась: «Благодарю тебя, Господи, за то, что Ты помог нам выбраться из Лэмсона в Форт Дрэм, за то, что мы выбрались из грузовика на эту раскаленную дорогу вместо того, чтобы оставаться в трейлере, а позже, может быть, гореть в аду». Мысль о том, что им с Дином придется гореть в аду за то, что они сделали с отцом, пришла ей в голову случайно. Но Иисус, наверное, сумеет их понять. «Дорогой Иисус, прости нас. Этого никогда больше не случится», – сказала Шарлин про себя.