– Это все возможно, Шарлин. И даже скорее, чем ты думаешь. Сейчас все, что ты можешь сделать – это показать вечером, как ты владеешь ситуацией, и поверь мне, девяносто процентов этих ублюдков – прости, дорогая! – девяносто процентов поверят в тебя. Не важно, что они будут говорить или писать. Для того, чтобы что-то значить в этом городе (это одна из истин, которую я усвоил), ты должна действовать так, будто тебе наплевать на них, и они съедят это.
Шарлин внимательно слушала Доуба и должна была с ним согласиться. Впрочем, она всегда соглашалась с Доубом, поскольку обычно он был прав.
– Но я все еще чувствую себя как ненормальная!
– Хорошо, милая, если говорить честно, то это так и есть. С тех пор как ты впервые встала перед телевизионной камерой. Это можно сказать про любую другую теле– и кинозвезду. Все ненормальные. Но ты – одна из самых притягательных и красивейших женщин Америки, ты можешь идти, высоко держа голову. Большинство женщин, которые придут туда вечером, с восторгом хоть на минуту поменялись бы с тобой местами. И это показывает, насколько они на самом деле больны. Это не настоящий мир, Шарлин. Не заблуждайся. Это даже не планета Земля. Мы находимся на какой-то отдельной планете, вращающейся вокруг Солнца в обратном направлении, да еще со скоростью в десять раз больше обычной. Женщина в этом городе стареет за два или три года вместо двух или трех десятилетий. Это город вывихнутых. Только ты и я знаем это. Каждый из тех, кого другие дергают за веревочки, думает, что он в небесах. – Доуб сделал паузу. Слава Богу, Шарлин чувствовала себя лучше. – И никто из обитателей Голливуда не достоин того, чтобы чистить тебе обувь. Может быть, Джан Мур. Звучит так, будто она получила какие-то преимущества! Но и это ложь! Глаза Шарлин наполнились слезами.
– Доуб, ты милый человек. Ты достоин самого лучшего в жизни. Если мы куда-нибудь и уедем, то только с тобой. Хорошо?
Она подождала, пока Доуб кивнул. Была ли это краска смущения? Шарлин поднялась, поцеловала его в щеку и уже хотела выйти из комнаты, но Доуб остановил ее:
– Шарлин! Сегодня вечером, после того как вся эта кутерьма закончится, мы с тобой должны очень хорошо все обсудить. У меня есть маленький, но очень приятный для тебя сюрприз. Подготовься. Поговорим, когда все закончится.
Шарлин подбежала к Доубу и поцеловала его. Возможно, из-за Доуба она потеряет много денег, но теперь это не имело значения. Он был хорошим другом, одним из тех, кто доказал свою преданность, и Шарлин любила его.
– Спасибо тебе за все! – сказала она и пошла переодеваться.
Джан проснулась утром в день награждения «Эмми» в ознобе. Вечером накануне она приняла две таблетки ксенекса, но не это вызвало озноб, от которого ее трясло. Джан просто была не в состоянии собраться или сосредоточиться. Она набрала номер телефона Шарлин, рука ее тряслась так, что бедняжка дважды перепутала номер. Когда Шарлин ответила, Джан еле смогла выдавить:
– Привет…
– Приходи, Джан. Все в порядке, – сказала Шарлин.
Когда они говорили в последний раз, Шарлин согласилась, что жизнь не так уж и плоха.
– Ты собираешься? – спросила Джан.
Ничего не нужно было объяснять, Шарлин прекрасно знала, о чем речь.
– Да. Я иду с Дином. А как ты, Джан? Идем с нами.
– Не знаю. С кем я пойду? Сай сказал, что он что-то обеспечит, но я не согласилась. Ла Брек предложил быть моим кавалером. Но это слишком, идти в свет под ручку со своим платным телохранителем.
– О Джан! Идем с нами. Я попрошу Доуба сопровождать тебя. Он хороший друг. Что ты скажешь? Мы не можем позволить, чтобы вся слава досталась Лайле.
– Не знаю. Я перезвоню.
Джан повесила трубку и походила по комнате. Она дрожала. В этом доме всегда было холодно. Джан ненавидела его.
Сможет ли она предстать сегодня вечером перед барракудами? Может ли Джан позволить себе не сделать этого? Счастливая Шарлин, ее избавили. Никто не может избавить Джан. И что она наденет, если пойдет сегодня вечером? Это не такой легкомысленный вопрос, как кажется. Единственный смысл показа состоит в том, чтобы продемонстрировать, что она выглядит хорошо, чувствует себя хорошо, что она в порядке. Но удастся ли ей выглядеть хорошо? Без Май у Джан не было советчика и не было уверенности в собственном выборе. «Надо смотреть правде в лицо, – сказала она себе, – когда Май умерла, ты потеряла и своего лучшего друга, и свой стиль».
Со всем этим так много хлопот. Найти хорошее платье, сделать прическу, маникюр, педикюр, макияж, подобрать духи, украшения – все в целом. Джан просто измучилась, думая об этом. А потом, потом начнется тяжелое испытание – на нее будут смотреть и ее будут оценивать тридцать или сорок миллионов человек. Джан представила, как приближаются камеры, как комментатор начинает свой скандальный рассказ, как зрители дома у экранов смотрят во все глаза на сигнальное табло. И как камеры подогревают зрителей, показывая крупным планом проигравших, когда будут объявлены имена победителей.