98 
– Прошу прощения, я не хотел тебя обидеть, Эйприл, так получилось. – Даже сам он слышал, что все это звучало нелепо. Нужно постараться.
– Какого хрена ты имеешь в виду? – спросила она.
Неужели она об этом не знает? Быть того не может! Об этом, кажется, знали все, кроме мужа Крайстал, а Эйприл такого не пропускает. А если и пропустила, то Сеймур, конечно, передал. Официально он был ассоциативным продюсером, но скорее коллективным шпионом. Его отец был председателем интернациональной студии и боссом Эйприл. Она не могла не знать про Крайстал. Зачем бы она тогда звонила. Но, может быть, ей нужна исповедь? Некоторые женщины это любят.
– Мы с Крайстал… Так получилось…
– О Господи! Это? Да она спит со всеми директорами, кого это волнует? Но какого х… ты на целых два дня отстаешь от графика? Известно, сколько это стоит? Даже еще не начали снимать! Сеймур говорит, что мы задержимся не меньше чем на неделю!
Сэм попытался исправить положение. Он сказал:
– Это можно вычесть из моего жалованья.
– Прекрасное предложение! Но это уже в два раза больше, чем жалованье. Разве неизвестно, сколько стоит день на студии? Эти профсоюзные сосунки съедят нас живьем, если мы позволим… никаких сверхурочных! И на кой черт нам нужно все это репетиционное время! Здесь не Бродвей!
– Майк Николс всегда репетирует на площадке. И Крайстал как актрисе тоже нужно…
– Ты, Сэм, не Майк Николс! А Крайстал – не актриса. Занимайся этим вонючим фильмом, ладно? – Она повесила трубку.
С тех пор он стал бояться выходить из бюджета. Пусть он Майк Николе или нет, но Крайстал Плинем действительно не актриса. Эта звезда, которая, как Сэм начал понимать, была чем-то другим. Она на каждом шагу сопротивлялась, когда он пытался сделать из нее действительно актрису. Она хотела играть свою роль Джилл в полном голливудском макияже и с макияжем на руках, крупным планом. Она молила о роли, она дралась за нее, но она хотела изменить ее, превратив в некое подобие самой Крайстал.
Но это действительно было опасно и могло принести им много трудностей. Только теперь, когда им было что терять, он ощутил парализующий страх неудачи. Крайстал и все прочие не были под контролем. Только в постели он мог подчинить ее, успокоить и уговорить бросить все это. Он держал ее в объятиях, ласкал ее и снова, и снова объяснял, как следует делать и какой большой актрисой она может стать. Ночь за ночью в кровати он убеждал ее быть актрисой, играть роль неудачницы, говорил, что у нее есть талант и так далее.
А с утра на площадке ее парикмахер, гример и костюмер начинали все сначала. В виде, нужном для роли, она сниматься не хотела.
– Господи! Я выгляжу как дерьмо! – говорила она, как зачарованная глядя в зеркало.
– Ты выглядишь точно как Джилл, – говорил ей Сэм.
– Я выгляжу старухой, – отвечала она.
– Но это же прекрасно! Ты больная, ты одинокая, у тебя жизнь не получилась. Вот как ты выглядишь!
– Надо попробовать парик. – Она касалась темных корней своих светлых волос. – Я знала, что с моими волосами не получится.
– Крайстал, не надо парика. Все прекрасно. – Он брал ее лицо руками и заставлял отвернуться от зеркала. – Все действительно прекрасно. Ты ведь должна их всех разжалобить. Ты должна сыграть целую жизнь.
– Правда? – Иногда, когда она так смотрела на него, он понимал, что перед ним просто маленькая девочка, которая всегда была хорошенькой и из этого исходила. Она понимала, что кроме этого ничего не может дать.
– Правда, – отвечал он, стараясь не думать о потерянном получасе.
Но когда Крайстал посмотрела первые снимки, произошел двухдневный кризис. Она так плакала, что еще целые сутки и даже еще целый день они не могли ничего снимать, потому что у нее распухли нос и глаза.
– Господи! Я такая старая! Я такая страшная! – стонала она.
– Ты выглядишь, как нормальная пожилая женщина, – объяснял ей Сэм, но она только продолжала плакать.
– Но я же не пожилая, – хныкала она.
– Не ты, а Джилл, – напоминал он.
– Я так не могу. Это вонючая работа для Фара Фоссет, но я не хочу потратить свою карьеру на то, чтобы играть разбитых женщин в телефильмах, о Господи!
Он успокаивал ее, он ласкал ее, и он придумал новые правила: никому не показывать того, что было снято, кроме него, Сеймура и директора картины. Он закрыл площадку. Он следил за бюджетом и дважды за ночь занимался любовью с Крайстал. Это был жесткий график, но он справлялся.
98 
