Голубев держался чуть выше "ильюшиных" и видел, как навстречу им понеслись косые росчерки трасс зенитных установок. Одна из них, кажется, задела самолет Михаила Клименко, но тот продолжал пикировать на артиллерийскую позицию.
Василий увидел, откуда бьют зенитки, и не мешкая направил туда свой истребитель. Удар из пушек оказался точным. Огонь с земли прекратился. Воспользовавшись затишьем, Клименко еще дважды проштурмовал батарею, и она замолчала. Только после этого "ильюшины" отошли от цели. Василий услышал по радио его слабый голос:
- Тридцать третий, уходим за линию фронта. Я ранен, все приборы разбиты. Прикрой посадку.
- Понял тебя, не беспокойся, - ответил Голубев. Штурмовик шел на малой высоте, переваливаясь с крыла на крыло. Рядом, будто стараясь взять раненого собрата на свои крылья, летел ведомый. Чуть выше и сзади - два истребителя. Миновали замерзшую Неву, стало легче - внизу была своя территория. А еще через несколько минут Клименко с трудом посадил "ильюшина" на аэродром. Сели и другие.
К самолету Клименко тотчас подъехала санитарная машина. Когда она была рядом, Василий поднял руку. Машина остановилась. Он вскочил через заднюю дверь в кузов. Поймав на себе тревожный и взволнованный взгляд Василия, Михаил произнес:
- А, Тридцать третий. Спасибо, что заткнул зенитке глотку. Это от нее мне досталось в первом заходе. Еще немного и мне бы конец.
- Как рана, Миша? - прервал его Василий.
- Пустяковая, Вот перевяжут, и завтра мы снова полетим вместе.
- Значит, опять под зенитки? - подмигнул Голубев.
- Значит, опять, - спокойно подтвердил тот, облизывая высохшие губы.
- Ну, будь здоров, - простился Василий и попросил шофера остановиться.
Герой Советского Союза капитан Клименко действительно отказался от лечения. Уже утром следующего дня повел штурмовики на боевое задание. Их прикрывали истребители под руководством Героя Советского Союза капитана Голубева.
Ломая ожесточенное сопротивление фашистов, войска Ленинградского и Волховского фронтов продвигались навстречу друг другу. 14 января небо постепенно очистилось от облаков, хорошей была и видимость по горизонту. Гитлеровское командование срочно подбросило к Ленинграду новые резервы авиации. Бои над Синявино стали еще тяжелее. Но советские летчики ни на миг не оставляли наши наступающие соединения и части без прикрытия с воздуха.
Утром 18 января Голубев поднялся в небо с молодыми, но уже обстрелянными бойцами Куликовым и Федориным, опытным Суворкиным. Встретив восемнадцать Ю-88, звено решительно преградило им путь. Лейтенант Федорин первым поджег "юнкерс", который тут же откололся от группы, прочертив извилистую дымную линию, упал на землю. В это время Голубев атакой сбил второй. Суворкин и Куликов дрались тоже напористо, дерзко. Гитлеровцы развернулись, ушли за линию фронта. А "ишачки" остались над полем боя. Временами Голубев посматривал вниз, там пестрели вспышки выстрелов и взрывов, поднимались густые клубы дыма.
И вдруг все моментально изменилось! Не появлялись больше новые очаги дыма, не стало видно и новых разрывов. "Что же случилось? Не галлюцинация ли это? Только шел жесточайший бой, и вот..." - недоумевал капитан.
Звено снизилось. И тут Голубев понял: он с товарищами стал свидетелем исторического события! По заснеженной болотистой равнине навстречу друг другу бежали советские воины с поднятыми автоматами. Две лавины людей вмиг превратились в одну громадную колышущуюся массу. Над ней тут и там развевались боевые знамена частей. Произошло то, чего все так давно ждали, - вражеская блокада прорвана! Капитан включил радиопередатчик и ликующим голосом передал на командный пункт:
- Я "Сокол-33", вижу соединившиеся войска!
Когда звено село, все на аэродроме уже знали об успехе наступательной операции. Всюду царило ликование. Но сообщение о крупной победе сразу по официальным каналам связи не передали. Еще не закончились бои на южном побережье Ладожского озера. Командование понимало, что всякое может случиться, например, гитлеровцы сумеют изыскать силы и нанести мощный контрудар.
Ничего пока не сообщалось и населению Ленинграда. Люди здесь жили и трудились в ритме, к которому приспособились за шестнадцать месяцев блокады. И только поздним вечером вышла в эфир очередная сводка Совинформбюро. Она приковала внимание горожан к репродукторам. "Блокада прорвана... - торжественно звучал голос диктора. - Все попытки фашистов стереть Ленинград с лица земли, задушить его костлявой рукой голода потерпели окончательный крах..."