Он был вынужден признать, что просторная деревенская кухня выглядела уютно. Подоконник был заставлен вазонами с ухоженными растениями.
Раковина из нержавейки сияла. Старинная сосновая мебель попахивала воском. На полке над огромным камином стояли фотографии. Он пробежал по ним прищуренным взглядом. Несколько снимков темноволосого младенца. Животные. Деклан. Кетлин.
У него сжалось сердце. Он проглотил чай и подобрал с пола пакетик каши.
— Это овсянка Кона. Тебе не понадобится. Когда накормлю его, — озабоченно сказала Кетлин, — приготовлю что-нибудь и тебе. Ты бы мог поздороваться с Конором. Он любит, когда с ним разговаривают.
Лоркан заворчал, как раненый медведь. Ребенку было около года. У него была копна черных волос, как у Деклана и Кетлин, сильный подбородок Деклана и смеющееся личико. Прекрасный ребенок. Таким гордиться можно.
Он смотрел исподлобья, с какой нежностью на лице Кетлин клала оранжевую размазню в жадный детский ротик. Его губы цинично искривились. Мастерица, однако, разыгрывать трогательные сцепки!
Но если она думает, что у него подогнутся коленки при виде того, как она корчит из себя Мисс Прелестную Мамочку, — пусть не воображает.
Он кисло подумал, не одолжила ли она ребенка, но решил, что даже Кетлин не пошла бы на такие уловки. Ребенок ее. А отец — этот жеребец Деклан.
— Я думал, в деревне встают с рассветом, — с раздражением сказал он, упуская из виду возможную причину ее позднего завтрака.
Кетлин повела черной бровью.
— Некоторые так и делают. И мы тоже. Мы на ногах с шести часов. Накормили и напоили животных, немного попололи грядки. К половине десятого мы приходим домой завтракать. Как голова, больше не болит? — спросила она, нарочно гремя посудой.
— Нисколько, слава богу, — огрызнулся он.
— Повезло! Мне можно чуть-чуть пошуметь, верно? — мило пробормотала она.
— Вряд ли ты прислушалась бы, если б я сказал, что люблю за завтраком тишину, — буркнул он.
— А ты догадлив.
Ловким движением она утерла Конору лицо и руки и дала ему играть пластмассовыми подставками для яиц и ложками. Ребенок стал стучать ложкой по столу со смеющимся личиком, таким же совершенным, как у Кетлин, с такими же губками бутончиком и трогательной бахромой черных ресниц.
— Тебя устроит колбаса, черный кофе, пудинг, бекон, яйца, помидоры, грибы? — равнодушно спросила она.
Лоркан подскочил.
— Да… — Это он должен здесь жить как хозяин, а не она! — Не верится, что я это терплю! — пробормотал он, тем не менее с удовольствием отметил, какая у нее тонкая и сильная спина, когда она потянулась за высоко подвешенной тяжелой сковородой. — Ты тут совсем как дома, правда? — сухо произнес он, когда она взялась выкладывать бекон на сковороду.
Кетлин опасливо стрельнула глазами.
— Да. — Она снова сосредоточилась на приготовлении пищи, но он заметил, что она то и дело поглядывает на сына, который радостно колотил ложкой по подставке для яиц, а потом с выжидающим выражением лица вдруг протянул ее Лоркану. — Он хочет, чтоб ты ее взял, — произнесла она и положила на сковороду колбаску. — Пожалуйста, возьми.
Однако Лоркан проигнорировал ребенка. Хмурясь, он налил себе чаю, с неловкостью заметив разочарование на обиженном лице Кетлин.
— Я не затем приехал, чтобы играть с твоим ребенком. Я хочу, чтобы ты убралась отсюда. Сегодня же.
— Не сомневаюсь, что ты этого хочешь, но боюсь, что все не так просто, — сказала она, явно чего-то недоговаривая. — Есть… сложности.
— Нет! — рявкнул Лоркан, и ребенок заплакал, испугавшись.
— Погоди, Лоркан, — взмолилась Кетлин. — Кон скоро заснет. Дождемся этого, тогда можно поговорить.
— О чем говорить? Я хочу, чтобы ты убралась вон, и ты уберешься. Твои жилищные проблемы меня не интересуют. Пойди помаши своим ребенком перед социальным отделом, — бесчеловечно подсказал он и с трудом отвел от нее глаза.
— Ну и подонок же ты, — холодно произнесла она.
Как ни странно, было что-то волнующее в этой… домашней сцене. Какое-то… возбуждающее напряжение. В мрачном раздумье он отпил глоток чая.
— Ты знаешь, что не имеешь права находиться здесь. Тебе с Декланом и ребенком придется жить где-нибудь в другом месте…
— Пожалуйста… — Ее умоляющий взгляд подействовал на него как удар в солнечное сплетение. — Не сейчас. Я не хочу пугать Конора. Потерпи. Ради меня. — Она эффектно похлопала ресницами. И он мог поклясться, что у нее откуда-то взялись и слезы. — Ради всего, что было, — закончила она.