22 
— Ненавижу тебя, Лоркан Фитцджералд! — накинулась она на него, когда он появился в дверях оранжереи. Слезы стыда и злости застилали ей глаза.
— Кетлин…
— Уходи! У меня много работы! — истерично дернулась она.
Отвернувшись, она взялась яростно подметать уложенный каменный пол, не сдерживая обильных слез.
Почему он не оставит ее в покое? Зачем постоянно напоминает о постыдном прошлом? Да и чего ей стыдиться? Не она спала с Сеймсом, а ее мать. Не она восемь лет тому назад пришла домой в пьяном виде, а Гарри. И это Лоркан, а не она, сделал поспешные выводы и выболтал то, что лучше было не разглашать.
А все свалилось на ее голову. Ненавидя себя за то, что так погрязла в жалости к себе, Кетлин старалась сдержать рыдания.
Пока Гарри терял здоровье в пьяных дебошах, она проявляла стойкость. Жалеть себя было некогда.
— Кетлин…
Лоркан беспомощно смотрел на нее. Стратегический план требовал морально измотать ее до предела, а потом нанести смертельный удар, таким образом завладев Балликистином, пока она слаба и беззащитна.
Но когда он подошел к маленькой, жалкой фигурке, утопавшей в нелепом огромном свитере, он понял, что не сможет так с ней поступить.
Вместо того чтобы воспользоваться преимуществом, он неловко произнес:
— Не надо плакать.
— Я не плачу! — Она дернулась в сторону, так что чуть не опрокинула пальму.
— Тогда, наверно, идет соленый дождь! — пошутил он, пытаясь ее развеселить.
В изнеможении Кетлин уронила метлу и молча уставилась на него широко раскрытыми, искрящимися от слез глазами. Вдруг его руки обхватили ее, и она тут же сдалась — жалобно всхлипывая, уткнулась мокрым носом в его дорогую рубашку цвета фуксии.
Лоркан чувствовал себя мерзавцем.
— Мне ужасно жаль, — пробормотал он прямо в ее шелковистые волосы. — Прости, что я перевернул вверх дном твою жизнь. Мне в голову не приходило, что ты не знала, чем занимается твоя мать. Иначе я бы так подло себя не повел. Поверь мне.
Ее мягкое, гибкое тело прижималось к нему. Лоркану хотелось обласкать каждый его дюйм. С трудом отогнав от себя греховные помыслы, он терпеливо ждал. Вскоре ее дыхание стало более ровным.
Лоркан закрыл глаза. Его сердце до сих нор сжималось при воспоминании о той минуте, когда он увидел Кетлин в объятиях его ненавистного брата. Он был околдован ею.
Кетлин подняла на него взгляд. Ее огромные карие глаза сверкали слезами, мокрые, слипшиеся ресницы придавали ей вид трогательно-беспомощного существа. Лоркан взглянул на ее дрожащий рот — и потерял голову. В следующую секунду он уже нежно целовал ее губы, пил с них соль как нектар.
Чувствуя, как трепещет ее тело, как ее сладостные губы отвечают на его поцелуй, он целиком отдался наслаждению с жадностью изголодавшегося мужчины.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Перед нежностью Лоркана оборона Кетлин растаяла. Страстно желая продлить это мгновенье, она ближе притянула к себе его голову, сильнее прижимаясь губами.
Ей хотелось, чтобы он бесконечно долго вот так держал ее в руках, хотелось ощущать своим телом его мускулистое тело.
— Держи меня, Лоркан! — прошептала она и, взяв его руки, потянула их вниз, к своим бедрам. — Держи крепко! Ласкай меня…
— Кетлин! — выдохнул он, подчиняясь ее желанию.
Она позволяла теплу его ладоней проникать под нежную кожу и не сопротивлялась, когда его пальцы блуждали по самым интимным местечкам ее тела. Она знала, что поступает опрометчиво, но ничего не могла с собой поделать.
Она желала его. Ужасно желала. Но мысль о том, что она окажется целиком в его власти, если сейчас не обуздает себя, слегка отрезвила ее.
Лоркан, судя по всему, почувствовал ее сомнения.
— Нет. Это неразумно, — прохрипел он, отрываясь от ее губ.
Они стояли, не отводя глаз друг от друга, дрожа от сдерживаемой страсти.
— Знаю, — ответила она тонким голоском.
— Может быть, именно в эту минуту нас прервет телефонный звонок или проснется ребенок, — с надеждой пробасил Лоркан, пока его пальцы чертили извилистые линии на ее бедре.
Они молча стояли и ждали. Дурманящий аромат экзотических цветов, заполнявший оранжерею, невыносимо обострял их чувства.
Лоркан покусывал губу. Его глаза потемнели, взгляд вдруг стал колючим. Он разжал объятия.
— Не хочу с тобой путаться, — с наигранной грубостью произнес он. — Это было бы катастрофой. Теперь тебе понятно, что только один из нас может жить здесь?
22 
