Товарищи, я написал вам большую статью о звездоплавании, но сам сегодня читать не могу, потому что буду читать скверно и вы меня не поймете. Мою лекцию прочтет вам один из товарищей. Мне остается сейчас только поблагодарить вас за ваше отношение ко мне и к моим трудам, слишком, может быть, вами переоцененным».
Через месяц юбилейные торжества переместились в Москву. Циолковский приехал заблаговременно и поселился в гостинице «Метрополь». Ему создали прекрасные условия для проживания в столице и организовали автомобильную прогулку по городу. 17 октября в Колонном зале Дома союзов состоялось торжественное заседание под эгидой ОСОАВИАХИМа. Вступительное слово произнес председатель его Центрального совета, герой Гражданской войны, Роберт Петрович Эйдеман (1895–1937). С основными докладами выступили профессора Н. А. Рынин (по вопросам авиационной и ракетной техники) и А. Г. Воробьев (по проблеме дирижаблестроения). Сам юбиляр сделал доклад под названием — «Мой дирижабль и быстроходный аэроплан высот (суперавиация)». Затем последовали полагающиеся в таких случаях приветствия от официальных государственных, общественных и научных организаций, представителей молодежи, фабрик и заводов. Присутствующие овацией встретили сообщение о награждении Циолковского орденом Трудового Красного Знамени. За орденом через месяц пришлось ещё раз приезжать в Москву. С тех пор ученый постоянно носил правительственную награду на лацкане пиджака рядом со значком ОСОАВИАХИМа, его он тоже не без гордости называл «орденом».
* * *
После юбилейных торжеств дряхлеющий ученый в ещё большей степени ощутил духовное одиночество. Хотя его технические идеи получили признание, их обнародование наталкивалось на непреодолимые и необъяснимые препятствия. (К юбилею ученого был издан двухтомник его работ по дирижаблестроению и ракетной технике. Следующая книга Циолковского вышла в свет только через четырнадцать лет — в 1947 году, уже после Великой Отечественной войны; её опубликовал Оборонгиз). А на его философские работы вообще был наложен негласный строжайший запрет. В архиве Циолковского скопилось множество рукописей, над которыми он продолжал неустанно трудиться: то начинал и не заканчивал новые, то делал дополнения к старым. Пришло время подумать, как ими распорядиться. О том, чтобы напечатать, не могло быть и речи. Тогда Циолковский решил разослать наиболее важные и дорогие ему эссе своим самым надежным корреспондентам с просьбой сделать по одной машинописной копии и отправить напечатанное другим. Всего в сохранившихся записных книжках Константина Эдуардовича насчитывается свыше тысячи адресов. Он выбрал из них 32 и 2 мая 1933 года написал письмо, озаглавленное «Моим Друзьям»:
«Ваши отзывы на полученные вами от меня труды доказали, что вы понимаете их и потому можете быть их хранителями и распространителями. Издать их я не в силах, в Академии Наук они затеряются или будут забыты.
Вы молоды и, может быть, сумеете и успеете передать их людям после моей смерти или ещё при жизни. Так они не пропадут, а принесут добрые плоды. Но если вы сочувствуете новым мыслям (или старым, лишь бы они были полезны людям), то принесите маленькую жертву: отдайте переписать их на машине и в доказательство пришлите мне ОДИН экземпляр (вместо полученного вами).
Посылать буду по одной статье и начну с самых малых и самых ценных. Только после получения от вас копии 1-й работы вышлю вторую. Согласны ли вы на это, напишите. С пятью полученными вами копиями делайте что хотите. Подарите их друзьям или оставьте у себя.
Хотя вы услышите многое, вам уже известное, но иным сочетанием слов изложенное поможет вам усвоить истину. Поверьте мне потому, что мне 75 лет и ждать уже от жизни, кроме горечи, нечего. Значит, мне нет интереса быть пристрастным.
Я бы принял на себя все расходы по печатанию, но, во-первых, не хватает сил и средств, во-вторых, можно обмануться в друзьях, раз они неспособны к маленьким жертвам».
Перед нами поразительный по глубине, честности и отчаянию документ, написанный человеком, оказавшимся в полной духовной изоляции и ищущим выход из создавшегося положения. Можно представить, какие чувства и мысли обуревали ученого. Жизнь прожита, а целостной системы мировоззрения так и не создано. То есть она-то давно создана, но не донесена до людей. Попытка поместить некоторые философские работы хотя бы в юбилейный сборник натолкнулись на непреодолимые идеологические препоны. И он нашел-таки выход из, казалось бы, безвыходного положения!