86 
Примером может служить его работа «Физико-механическая модель живой материи».
«Многие ли из обладателей миллиардов глаз, устремлявшихся в течение тысячелетий в пространство Вселенной, ощущали фантастическое желание познать его свойство и то, что его наполняет? Их было очень немного, но эти мечтатели настойчиво хотели получить в свои руки космическую материю, разделяющую планеты и звезды, не допускающую до нас ни одного звука с отдаленных миров, делающую бесшумными, безмолвными невероятно быстрые движения катящихся и несущихся светил».
Весь пафос научных исканий Умова был обращен не к прошлому, а к настоящему и будущему. В последнем из своих докладов «Эволюция физических наук и её идейное значение» русский физик сформулировал своего рода квинтэссенцию космического естествознания XX века:
«В необъятной Вселенной, вмещающей в себя все случайности, могут образовываться электрические индивиды, эти зародыши и семена материи, быть может, на перекрестке лучей. Одни из этих семян путем излучения растают; другие или поглощают энергию, или процессом, сходным с катализом, станут родоначальниками миров. Итак, лучистая энергия рассеивает и создает материю; её великая роль во Вселенной — поддерживать круговорот материи».
И далее, размышляя о том, как безмолвно работают в глубинах мира и пространствах неба невидимые «ткачи материи и жизни», Умов приходит к выводу, предвосхищающему идеи Вернадского о ноосфере — о необходимости включить в научную картину мира познающий разум. Тем самым вновь смыкаются макрокосм и микрокосм. «Седая древность и молодая наука сходятся в слова, которые говорят этому гению (разуму. — В. Д.): сын неба, светозарной лучистой энергии! Он был и будет апостолом света!»
У Циолковского в «Очерках о Вселенной» тезис о жизненно-чувственной природе Вселенной также звучит в полную силу. Космос есть живое существо. Жизнь — везде и всюду. Точно так же везде и всюду — чувства. «Материя выражается соединением времени, пространства, силы и чувства (факт: где есть чувства, там есть и материя, и обратно: где есть материя, там есть и чувство, хотя и близкое к нулю). Эти четыре свойства материи неотделимы друг от друга, т. е. в отдельности не существуют. Если мы замечаем где-нибудь, например, пространство, то там же будут и остальные три качества материи».
Космическое кредо Циолковского: состояние Вселенной никогда не изменяется: она никогда не умирает, не погасает, а «вечно цветет солнцами, планетами и жизнями»: «Она вечно юная или мужественная — в полном расцвете своих сил. Она бессмертна не только в отношении постоянства материи и сил, но и в отношении всегда бурной её жизни — органической и неорганической». Венчают Космическое завещание Циолковского размышления о Боге: «Бог есть то, что распоряжается всеми нами, от чего зависит и судьба людей, жизнь и счастье всего существующего, судьба солнц и планет, судьба живого и мертвого. И такой Бог есть, потому что это Вселенная. Она всем распоряжается и определяет судьбу всего, что в ней находится». Таким образом, Вселенная — это и есть Бог. «Во власти и могуществе КОСМОСА сомневаться нельзя. (…) Нами распоряжается, над нами господствует КОСМОС».
ещё древние мыслители, сравнивая знания с кругом, а незнания — с областью, находящейся за его пределами, говорили: чем больше круг (то есть чем больше достигнутое знание), тем больше точек соприкосновения его окружности с границами незнания (то есть тем больше проблем возникает перед наукой). Циолковский также подчеркивал: «Вся известная нам Вселенная только нуль и все наши знания, настоящие и будущие, ничто в сравнении с тем, что мы никогда не будем знать». Поэтому космическое учение Циолковского не накладывает ограничений и на скорость космических полетов, опираясь в данном вопросе на внутреннюю логику природы, отображенную в законах физики, небесной механики и навигации, космонавтики, космологии.
В заметке «Необходимость космической точки зрения» (1934) Циолковский ещё раз подчеркнул, что судьба существа зависит от судьбы Вселенной, поэтому всякое разумное существо должно проникнуться историей Вселенной. Многие идеи не вмещаются в строго очерченные рамки современной науки. Иначе и быть не может — основоположник космической философии пытался заглянуть не только в завтрашний день, но и, как он выражался, на дециллионы дециллионов лет вперед.
86 
