Особенно,... 
106 
- Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре,
- О, не грусти, ты все мне дорога,
- Но я любить могу лишь на просторе,
- Мою любовь, широкую как море,
- Вместить не могут жизни берега...
В этих и других стихотворениях, написанных в разное время и опубликованных в «Русском вестнике», запечатлены чувства, возникающие на различных, если можно так выразиться, стадиях любви. О Толстом заговорили как об одном из лучших русских лириков. А на письменном столе его снова росла стопка исписанных листков.
О плодотворности его труда говорит письмо, направленное им редактору «Русского вестника» М. Н. Каткову 28 мая 1858 года:
«Многоуважаемый Михаил Никифорович... Двоюродный брат мой Жемчужников вручил Вам 28 моих стихотворений, которые покорнейше прошу Вас, буде признаете достойными, поместить в Р. Вестнике на прежних условиях, с тем чтобы вырученные за них деньги употреблены были в пользу людей нуждающихся, из которых без сомненья многие Вам известны. Позвольте надеяться, что Вы не сочтете последнюю просьбу нескромною. И. С. Аксаков, которому я также послал несколько стихотворений, согласился взять на себя тот же труд...»
В «Русской беседе» у Ивана Аксакова печатались стихи иной направленности. Пронизанные любовью к родине, они были навеяны народной поэзией. В них лад русской песни.
Даже собственное ощущение нерастраченности сил и чувство досады на помехи в работе Алексей Толстой передает в былинной манере, используя сложившиеся в народе образы, понятия, речения, что устраняет личное и делает произведение близким и понятным любому русскому человеку.
- Ты неведомое, незнамое,
- Без виду, без образа,
- Без имени, без прозвища!
- Полно гнуть меня ко сырой земле,
- Донимать меня, добра молодца!
- Как с утра-то встану здоровешенек.
- Здоровешенек, кажись, гору сдвинул бы,
- А к полудню уже руки опущаются,
- Ноги словно ко земле приросли.
- А подходит оно без оклика,
- Меж хотенья и дела втирается,
- Говорит: «Не спеши, добрый молодец,
- Еще много впереди времени!»
- И субботу называет пятницей,
- Фомину неделю светлым праздником.
- Я пущуся ли в путь-дороженьку,
- Ан оно повело проселками,
- На полпути корчмой выросло;
- Я за дело примусь, ан оно мухою
- Перед носом снует, извивается;
- А потом тебе же насмехается;
- «Ой, удал, силен, добрый молодец!
- Еще много ли на боку полёжано?
- Силы-удали понакоплено?
- Отговорок-то понахожено?
- А и много ли богатырских дел,
- На печи сидючи, понадумано?
- Вахлаками других поругано?
- Себе спину почесано?»
Как же верно подмечена одна из существенных черт большинства людей, не решающихся идти большаком, а все норовящих петлять по проселкам, растрачивающих бесценное время на пустяки. Но сознавать это - значит пытаться покончить с неуверенностью, ощутить собственную силу и способность к большим делам. Именно в этой тональности звучит знаменитое стихотворение Толстого:
- Звонче жаворонка пенье,
- Ярче вешние цветы,
- Сердце полно вдохновенья,
- Небо полно красоты.
- Разорвав тоски оковы,
- Цепи пошлые разбив,
- Набегает жизни новой
- Торжествующий прилив,
- И звучит свежо и юно
- Новых сил могучий строй,
- Как натянутые струны
- Между небом и землей.
Но если б все было так просто! Если б можно было отдаться целиком любимому делу! И вновь появляется грустная нота в лирике Алексея Толстого.
- Есть много звуков в сердца глубине,
- Неясных дум, непетых песней много;
- Но заглушает вечно их во мне
- Забот немолчных скучная тревога...
В творчестве Толстого того времени немало строк, которые говорят о недовольстве собой, о желании работать крупнее, масштабней... Одно из них звучит немного выспренне, пародийно, в духе Бенедиктова, и потому Толстой не опубликовал его тогда, хотя теперь оно входит во все собрания его сочинений.
- Мои строгий друг, имей терпенье
- И не брани меня так зло;
- Не вдруг приходит вдохновенье,
- Земное бремя тяжело;
- Простора нет орлиным взмахам;
- Как Этны темное жерло,
- Моя душа покрыта прахом.
- Но в глубине уж смутный шум,
- И кратер делается тесен
- Для раскалившихся в нем дум,
- Для разгорающихся песен.
- Пожди еще, и грянет гром,
- И заклубится дым кудрявый,
- И пламя, вырвавшись снопом,
- Польется вниз кипящей лавой.
И такой работой стала для него поэма «Иоанн Дамаскин».
106 
