60 
– Собирайтесь, поручик.
– Куда? – внезапно испугался Семенов. – Что происходит? Куда вы меня хотите отвести?
– Вас ждет военно-полевой суд, поручик, – нервно отозвался мичман и вдруг перешел на «ты»: – Так что будь мужиком: иди и получи, что тебе положено.
Семенов вздрогнул, чуть было не подался назад, а потом тряхнул головой и решительно шагнул вперед.
Караульные провели его узким двором, затем вывели на залитый солнцем огромный, усыпанный военными моряками плац, и Семенов вдруг отчетливо услышат сухой залповый шлепок и похолодел.
«Это война, – подумал он, – и сейчас по законам военного времени для меня все закончится… и для Серафимы тоже…»
Мысль об остающейся без содержания сестренке так его расстроила, что когда поручика завели в здание военного суда, он едва удерживал слезы. Семенов покорно прошел в большой светлый кабинет, встал во фрунт перед большим, обитым зеленым сукном столом, чувствуя себя за пределами времени и пространства.
Его о чем-то спрашивали, и он что-то отвечал. Ему показывали заляпанную кровью шифровку, и он подтверждал, что уже видел ее, а потом судья объявил вызов свидетеля, и все вмиг переменилось.
– Насчет шпионажа мне неизвестно, но вот в убийствах поручик Семенов не виновен, – прямо заявил капитан в отставке Загорулько. – Я сам поначалу думал, что это он, а вот недавно… уже когда Семенова арестовали, еще троих наших зарезали – точно так же, как и китайцев. Рапорт я по этому делу уже подал.
Семенов оторопело посмотрел на Загорулько. Капитан выглядел страшно усталым, измотанным, но в своей правоте уверенным полностью. А потом судьи быстро и неслышно перекинулись несколькими словами, и Семенов понял, что сейчас будет свободен, и в этот самый миг его озарило.
– Павел Авксентьевич! – не обращая внимания на уже начавшего зачитывать приговор судью, повернулся он к Загорулько. – Это толмач!
Капитан растерянно моргнул.
– Подсудимый Семенов! – грозно окликнул поручика судья.
Но тот его даже не услышал.
– Только трое находились в Благовещенске во время гибели нашей экспедиции, – не столько для Загорулько, сколько для себя горько проговорил Семенов, – я, толмач и еще этот пропавший солдатик… Шалимов.
Капитан Загорулько еще более растерянно моргнул и вдруг охнул.
– Точно!
* * *
После той первой чашки крови Мечит как сорвалась с цепи: стоило Курбану запоздать с принесением очередной, убитой по всем правилам ритуала жертвой, и она или устраивала совершенно жуткий, действительно как из ведра, немыслимо холодный ливень, или насылала такой ветер, что падали старые тутовые деревья. А между тем с кандидатами в жертвы с каждым днем становилось все сложнее.
Во-первых, по приказу начальника местной полиции бивуак экспедиции находился под неусыпным наблюдением трех-четырех китайских караульных. А во-вторых, каждое новое убийство вызывало всплеск бешеной активности не только у местной полиции, но и казаков отряда. И в последнее время их отягощенные подозрением и вечным ожиданием беды взгляды все чаще останавливались на толмаче-тунгусе.
Но более всего Курбана беспокоило то, что Мечит вела себя не лучше Бухэ-Нойона и совершенно не желала считаться с обстоятельствами. Сумасбродное божество приходило, когда хотело, брало, что хотело, и уходило так же спонтанно и внезапно. А Курбан потом долго отмывался от жертвенной крови, упрашивая Великую Мать отвести глаза русским и полиции – хотя бы на время.
И Великая Мать отводила – сколько могла. Но однажды утром по знаку есаула Добродиева Курбана взяли с двух сторон под мышки, туго стянули кожаным ремешком руки за спиной и силком усадили на бревно у костра.
– А ну-ка, принесите сюда его мешок, – мрачно распорядился есаул.
Самый молодой казак бегом отправился за дорожным мешком толмача, а Добродиев уставился на Курбана тяжелым, немигающим взглядом.
– Я за тобой давно наблюдаю, толмач, и с каждым днем ты мне нравишься все меньше… Сейчас и проверим, что ты за птица.
Курбан похолодел и попытался встать, но его тут же силой усадили обратно.
– Давай, – принял мешок есаул, – сейчас мы о тебе мно-ого чего узнаем…
Он перевернул мешок, вытряхнул все, что там было, себе под ноги и замер.
– Мать честна! Хлопцы! Вы только гляньте, сколько всякого барахла!
Добродиев ковырнул носком сапога туго набитые травами и смесями мешочки, решительно сгреб их ногой в костер, а затем нагнулся и поднял связку священных кожаных онгонов.
60 
