От «Створа» ныне сохранились развалины цехов промзоны и КПП. На месте карцера — яма, заполненная битым кирпичом; из груд кирпича торчат ржавые решётки. Ещё в 2000 году карцер стоял целый — его разобрали на кирпичи местные жители. Огромные ямы зияют и на месте бараков; они завалены ржавыми двухэтажными кроватями, сквозь которые уже проросли берёзки. Полосы бурьяна тянутся по линиям заграждения; кое-где в бурьяне лежат жестяные колпаки фонарей. В одном месте на берегу Чусовой в густых зарослях ещё стоят столбы с натянутой проволокой. По территории лагеря надо ходить очень осторожно, особенно летом, когда крапива и бурьян вырастают выше головы человека: можно наступить на пряди колючей проволоки или провалиться сквозь трухлявый дощатый настил в канаву дренированного ручья. За «Створом» в конце луговины бьёт фонтан артезианской скважины.
Постройки лагеря стояли и на левом берегу Чусовой.
* * *
В 1947 году в СССР была отменена смертная казнь. В лагерях это послужило причиной массовой расправы уголовников над «политическими». Эти расправы провоцировались лагерными администрациями. В 1948 году было принято Постановление Совета Министров СССР о концентрации «политических» заключённых в «особлагах» — «особых лагерях». Конечно, «политическим» было куда легче существовать в собственных зонах, где был гораздо меньший процент криминалитета. С 1950 года была восстановлена смертная казнь — опять же для «политических»: шпионов, вредителей и изменников. Печально знаменитую 58-ю статью никто не собирался отменять, и даже амнистия по случаю смерти Сталина на заключённых по этой статье не распространилась. Только процессы по реабилитации, которые начались после XX съезда КПСС, послужили причиной сокращения «политического» контингента.
Отдельная страница в «подневольной» истории Урала — военнопленные. На Урале их было около 250 тысяч (30 тысяч не дожили до освобождения). На Чусовой колонии военнопленных располагались в Первоуральске, Дегтярске и Ревде. Первые массовые освобождения прошли в 1948–1949 годах. Остались лишь те узники, кто был осуждён за военные преступления. Последние военнопленные покинули СССР в конце 1955 года после визита в Москву канцлера ФРГ Конрада Аденауэра.
С 1957 года началась постепенная реабилитация «репрессированных народов» — сначала чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев и калмыков. В 1958 году было упразднено понятие «враг народа», а лишение свободы по «политическим» статьям ограничивалось «всего» 15 годами, возраст же подлежащих суду повышался с 14 лет до 16. Зловещая аббревиатура «ГУЛАГ» заменялась нейтральной ГУИТК (Главное управление исправительно-трудовых лагерей). В 1961 году были сняты «ограничения по спецпоселению» с националистов, которым на момент совершения преступления не было 18 лет. В том же году в системе ИТЛ был введён самый суровый режим — «особый». В 1964 году были реабилитированы немцы Поволжья, в 1967 году — крымские татары.
В 1966 году в Уголовный кодекс были внесены поправки, ужесточающие статью 190, по которой в основном и судили «диссидентов» — «клеветников». С этого события можно начинать отсчёт последнего периода «идеологического террора» СССР. На зонах он выразился в создании политических лагерей для «инакомыслящих».
Самыми известными политическими лагерями оказались пермские, а точнее, чусовские зоны «Пермь-35», «Пермь-36», «Пермь-37». 35-я и 36-я зоны были открыты в 1972 году, 37-я зона — в 1976 году. Центральной являлась зона «Пермь-35», в которой было управление тремя лагерями и лагерная больница. Она располагалась в районе посёлка Скальный. Зона «Пермь-36» находилась на берегу Чусовой, ниже города Чусового, близ деревни Кучино. Зона «Пермь-37» — вблизи посёлка Половинка. (Посёлки Скальный и Половинка находятся на участке железной дороги Чусовой — Усьва — Кизел — Соликамск).
Узник пермского лагеря Владимир Буковский в книге «И возвращается ветер…» писал: «Стояла невероятная жара лета 1972 года, когда леса горели, а торфяники загорались сами собой, — удушливый дым висел над страной. Цельнометаллические вагоны раскалились и превратились в душегубки. Люди задыхались, теряли сознание, один заключённый умер. В Пермской области сделали два новых лагеря — 35-й и и 36-й (позднее ещё и третий, 37-й). Глухая изоляция, специально подобранные надзиратели, которым сразу давали чин прапорщика, чтобы служили вернее, и очень тяжёлый северный климат. Фактическими хозяевами были офицеры КГБ — администрация только исполняла их волю. Прибавьте сюда откровенный произвол и отсутствие настоящей медицинской помощи…»