Последние отзывы

  60  

Клаудия внимательно смотрит на него:

— Вот в этом я с тобой соглашусь. Сожаления бессмысленны. потому что бесполезны: вернуть ничего нельзя. Бить себя в грудь способен только ханжа. Хочешь чаю? Позвони в колокольчик.

Наверное, потому я чувствую совместимость с ним, что меня всегда привлекали люди, умевшие эксплуатировать исторические обстоятельства. Политики-авантюристы, вроде Наполеона и Тито. Средневековые папы, крестоносцы, колонисты. Я не испытываю к ним симпатии, но не могу не испытывать интереса. Меня всегда интриговали купцы и поселенцы, бесстрашные и беспощадные корыстолюбцы, ввергавшие себя в распри и осваивающие новые пути, проложенные политиками и дипломатией. Я не могла удержаться от того, чтобы со скрупулезным вниманием изучать историю торговли специями, мехами, историю Ост-Индской компании.^[105] Всех этих людей с маленькими блестящими глазками, бродяг с преступными наклонностями, неугомонных обитателей шестнадцатого, семнадцатого, восемнадцатого веков, рисковавших жизнью и подставлявших карман под брызги истории.

Жадность — интересное свойство. Джаспер жаден. Он любит деньги сами по себе, не ради того, что они могут дать, а из чистой жажды обладания этими бумажками и кусочками металла. Алчность, предметом которой является счет в банке и пакет акций, понять труднее, чем страсть елизаветинского торговца, трясущегося над тюками с корицей, гвоздикой, мускатным орехом и, возможно, слитками золота под половицами. Поскольку сегодня мы не имеем более зримого свидетельства благосостояния, чем счет в банке и пластиковый прямоугольничек в бумажнике, следует предположить, что газетные истории о кладах — горшках с монетами, вывернутых из земли лемехом плуга, сундуках с дублонами, поднятых со дна Солента, — пробуждают в нас атавистический инстинкт. Все мы чувствуем легкий трепет при мысли о золоте и серебре и прикрываем вожделение флером респектабельности, рассуждая об уважении к прошлому. Вздор. Для англосаксов или средневековых моряков это не имело ровным счетом никакого значения — их интересовали деньги, чистоган: гинеи, песо, соверены, слитки, — то, что можно пропустить сквозь пальцы, пересчитать, ощутить в ладонях тяжесть, прятать где-нибудь у себя под кроватью.

Джаспер сумел обратить войну в свою пользу. Сначала убедился, что она не угрожает ему и даже не причиняет особенных неудобств, а затем ринулся делать карьеру. Он взлетел по служебной лестнице, оставив позади многих современников, и, надо признать, внес свою скромную лепту в дело победы. Он, конечно, патриот, наш Джаспер, только на свой лад.

Меня могут спросить: почему, если я такого мнения о Джаспере, я какое-то время была с ним? Но разве, выбирая партнера по сексу, мы руководствуемся разумом или опытом? С Джаспером было хорошо в постели и увлекательно вне ее. К тому времени, как он стал отцом Лайзы, нас связывало много хорошего. И плохого.

— Я ухожу из министерства, — говорит Джаспер.

Они едут в легковом автомобиле по Нормандии. Ландшафт, думает Клаудия, совершенно архетипический, какая-то воплощенная коллективная мечта о французскости, фермах, коровах и яблонях, о прошлом, о том, каким мир должен быть, но не является. Мечта, несомненно, обитаемая, вот и я сижу рядом с Джаспером в его не совсем новом «ягуаре», в то время как за окнами проносится Средневековье, дополненное замками, бензоколонками, тракторами и старенькими, подвязанными тросом «ситроенами».

— Серьезно? И почему же?

— Они хотели отправить меня в Джакарту.

— Бог мой. В качестве посла, я полагаю?

— Нет, не в качестве посла, — отвечает Джаспер, обгоняя телегу и грузовик и держа курс на тополиную аллею; справа проносится церковь с входом в романском стиле, слева — обклеенный рекламными листками кабак.

Клаудия смеется:

— Да уж, думаю, торговый атташе в Джакарте — это не совсем то, что надо. И кому же ты насолил в министерстве?

— Моя дорогая девочка, такие дела так не делаются. Есть продвижение по службе. Утомительное и кропотливое продвижение, к которому я совсем не готов.

— Понятно. И что же ты будешь делать?

— Я пока примериваюсь. Стоит подумать о телевидении. Я могу делать колонку для «Таймс». И еще НАТО.

— А… — откликнулась Клаудия, — НАТО. Вот почему мы здесь.

— Точно, — он сжал ее колено, — и кроме того, это повод нам с тобой попутешествовать. Мы не так уж часто это делаем. Ну вот, кажется, мы приехали.

  60