— Вы, кажется, хорошо знали комбата Воронько? — спросили меня, — В бою за Столин его ранило.
— В каком он госпитале?
— Кажется, отвезли в Собычин.
— Да какой же там госпиталь?! Минут через двадцать мы с Володиным и Валуйкиным уже катили в Собычин. По той самой дороге, которую еще не так давно прочно блокировали ковпаковцы. Платона Воронько разыскали в одной из собычинских изб. Военфельдшер расположившейся тут тыловой части делала ему перевязку. Открытая рана кровоточила. Губы у Воронько были бледные, глаза усталые-усталые.
— Вы? Здравствуйте, — сказал он. — Вот, не повезло… В самом начале…
— Лежите спокойно. Все будет хорошо… Выйдя с военфельдшером в сени, я шепотом спросил, выдержит ли Воронько перевозку.
— Рана нехорошая, еще бы миллиметр-другой, и конец, — сказала военфельдшер. — Но везти можно. А кто вы? Служебное удостоверение успокоило девушку. Я попросил еще несколько часов позаботиться о поэте-диверсанте, лично взорвавшем четыре эшелона, три вражеских танка, пять автомашин и одиннадцать мостов.
— Мне нужно связаться с железнодорожниками, товарищ военфельдшер, организовать немедленную эвакуацию Воронько в Киев.
— Все сделаю, товарищ полковник! Все! Она неотлучно просидела возле постели Платона до моего возвращения. Воронько со всеми предосторожностями перенесли в сани, доставили в Олевск и оттуда первым же составом повезли в Киев. Обидно было, что соединение Вершигоры лишилось такого замечательного диверсанта. Очень обидно! В соединении Грабчака Заканчивая обследование действий партизан на дороге Коростень — Сарны, я получил известие об окончательной ликвидации Центрального штаба партизанского движения и новый приказ Строкача: выехать под город Городницы, в соединение A. M. Грабчака, установить боевые качества соединения, изложить соображения о возможности его дальнейшего использования.
— Стой! Пропуск! — раздался громкий оклик. Повозочный остановил лошадь. Я откинул тяжелый ворот тулупа. Слева от саней — нетронутая, сверкающая белизна зимнего поля, справа — неподвижный, склонивший до сугробов отягченные снежными пластами зеленые лапы еловый лес. От елей отделились две фигуры в белых маскхалатах с автоматами. Из-под капюшонов маскхалатов виднелись козырьки зимних шапок. Такие шапки с козырьками, по рассказам, носили бойцы Грабчака. Я назвал пароль, услышав отзыв, сказал, что ищу штаб. Один из партизан сел боком на сани рядом с повозочным; — Вон за той елочкой сворачивай, и в лес! За "той елочкой" обнаружилась дорога не дорога, но довольно ровная просека, и этой просекой сани медленно поползли в глубь чащи… Провожатый доставил прямехонько к большой землянке командира соединения. В землянке находилось пять или шесть человек, все в военном, в меховых безрукавках, не разберешь, кто же из них Грабчак. Заметив, что я перевожу взгляд с одного командира на другого, один из военных, среднего роста, сухощавый, с глубокими складками возле губ, настороженный, представился:
— Майор Грабчак. С кем имею честь?.. Я назвал себя. Выражение настороженности исчезло с обветренного лица командира соединения:
— Проходите, проходите, товарищ полковник! Давно ждем. Из Киева сообщили, что едете.
… 17 января 1943 года два транспортных самолета полка Гризодубовой поднялись с подмосковного аэродрома и взяли курс на озеро Червоное в лесах Белоруссии. На борту самолета находились хорошо подготовленные для действий в тылу врага десантники, в основном бывшие пограничники. Командир группы, ее комиссар и начальник штаба тоже были пограничниками. Группа приземлилась на костры Ковпака на льду озера Червоного. С этого и начинается история партизанского соединения Андрея Михайловича Грабчака, известного в народе под именем Буйного: таким псевдонимом Андрей Михайлович подписывал листовки, которые разбрасывались и расклеивались в оккупированных городах и селах. Первое пополнение в группу поступило из при-озерского села Ляховичи: жители провели добровольную мобилизацию и привели к десантникам семнадцатилетних и восемнадцатилетних парнишек. Во главе «депутации» стоял древний ляховичский дед.
— Ты, командир, не гляди на наши лапти! — сказал дед Грабчаку. — Ты в глаза ребят гляди! Они, внуки мои, не подведут. Только дай им, чем фашиста бить! «Новобранцам» велели нарезать из парашютного шелка портянки, обернуть как следует ноги, и выдали автоматы: