— Что же вынудило вас покинуть мятежников, синьор?
— Недалеко от нашей деревни кто-то пустил под откос поезд. Фашисты хотели меня арестовать, да спасибо люди предупредили…
— Почему пришли именно за вами?
— Разве я сказал, что только за мной? Хватают всек1 Идут аресты по всей округе.
— И все из-за пассажирского поезда?
— Святая дева! В этом поезде в Кордову переезжали итальянские солдаты и офицеры, авиационные специалисты. И ни один не остался в живых! Рубио тряхнул по спине Хуана Гранде и оглушительно захохотал. Сияющий Доминго протянул мне руку:
— А ты боялся Переса Саласа! Горевал! Алькад испуганно мигал глазами. Он не понимал, что происходит.
… Несколько дней подряд шли через линию фронта к республиканским войскам перебежчики, мирные жители, солдаты частей охраны.
— Крушение поезда с итальянскими фашистами взбесило и потрясло мятежников, — твердили они. — Виновники катастрофы не найдены. Бандиты вымещают звериную злобу на каждом, кто попадет под руку. Полковник Перес Салас узнал о крушении поезда с итальянскими фашистами в тот день, когда мы вышли в расположение республиканских войск. Он выслушал это сообщение равнодушно, не придав ему значения. Однако вскоре проняло даже Саласа. Приезд Хемингуэя. Создание первого диверсионного батальона Началось с того, что сведения о крушении проникли в иностранную печать. На базу партизан-подрывников в Вильянуэва де Кордова стали прибывать корреспонденты прогрессивных газет. Застрочили самопишущие ручки, защелкали затворы фотокамер. С особой радостью встретили минеры Михаила Кольцова и Илью Эренбурга. Михаил Кольцов долго беседовал с капитаном Доминго, Рубио, Хуаном Гранде, Пеле и другими бойцами. Надо сказать, что к нам несколько раз приезжал и Эрнест Хемингуэй. Мы его даже брали с собой в тыл противника. Однако, встреч с ним я избегал по понятным причинам. Среди нас был Алекс — еврей по национальности — вояка исключительный. Однажды он остался в тылу противника и заблудился. Мы думали, что он попал в плен, но Алекс вышел. Прошел через линию фронта и вернулся к нам. Мы его очень уважали. Именно к нему приезжал Хемингуэй, который был его другом. Алекс был выведен Хемингуэем в книге "По ком звонит колокол". Внимание журналистов и писателей, естественно, льстило подрывникам. Они чувствовали наконец, что перестали быть в глазах окружающих сомнительным привеском к армии. Меня же, кроме того, радовало, что мы выполнили просьбу республиканских пехотинцев и моряков не забывать именно об авиации противника. А вдобавок все мы понимали; теперь, после потока статей и очерков, про минеров вспомнят и в Валенсии и в Мадриде. Так и вышло. Сначала нам прислали жалованье за три прошедших месяца, и мы расплатились с долгами. Затем руководителей группы подрывников вызвали в генеральный штаб республиканской армии. Выслушав доклад капитана Доминго, там решили сформировать специальный батальон для действий в тылу противника. Бойцам батальона устанавливался полуторный армейский оклад и авиационный паек. Интендантство получило указание отпускать нам обмундирование по мере износа и бензин по потребности. Мы торжествовали. Наконец-то можно перейти к самым активным и широким действиям в тылу мятежников и интервентов! Пересу Саласу пришлось молчаливо признать свою неправоту. Создание батальона специального назначения поставило вопрос — кто же мы? Прежде нас называли и минерами, и подрывниками, и партизанами. Подрывники и минеры подрывают или ставят мины обычно на своей территории, например при отходе, а партизаны должны действовать в тылу противника. Мы не вписывались ни в одну из этих категорий. Поэтому нас стали называть диверсантами. Диверсант должен не только уметь подрывать и минировать, но должен Проникать незаметно в тыл противника, незаметно ставить мину, незаметно уходить, а если нужно оставаться на территории противника незамеченным столько сколько нужно. Так родился первый диверсионный батальон.
Глава 9. Новые успехи
В середине февраля 1937 года фашисты форсировали реку Хараму и захватили выгодный плацдарм. В марте ринулись на Гвадалахару. Однако благодаря мужеству испанского народа фалангисты и интервенты получили сокрушительные удары на всех фронтах. Гвадалахара стала в те дни синонимом слова «разгром». Тысячи итальянских головорезов полегли там. Эхо победы на Гвадалахаре резко подняло боевой дух борющегося народа. Почти каждый день на автоматических минах взлетали воинские эшелоны и автомашины. На перегоне Кордова — Пеньярроя люди из батальона капитана Доминго мастерски взорвали железнодорожный мост. Успехи наших диверсантов в районе Пособланко перекликались с боевыми действиями других подразделений и партизанских отрядов. На южном фронте мне пришлось встретить старого знакомого — М. К. Кочегарова, с которым мы вместе обучали в 1930 — 1932 годах будущих партизан в Киеве. Как выяснилось, он тоже использовал наши мины. Воевали в тылу врага и другие советские добровольцы, которых я знал раньше. Немало смелых налетов на военные объекты мятежников и интервентов удалось организовать другим советникам, в том числе Н. А. Прокопюку и А. К. Спрогису. Пришла пора лунных ночей. Луна поднималась все выше и все дольше оставалась на безоблачном небосводе. Ночное светило «помогало» противнику. Диверсанты яростно проклинали ее. Вскоре, однако, мы научились работать и в этой обстановке, хотя одна из таких ночей здорово подвела меня. Я разбирал при лунном свете сумку с миннопод-рывным имуществом тяжело раненного минера и сделал неосторожное движение. Все обошлось сравнительно благополучно: взорвался только электродетонатор. Но я чуть не лишился кисти правой руки. Несколько осколков впилось в лицо. Другие бойцы не пострадали. Этот несчастный случай свел меня еще с одним членом Хаенского провинциального комитета партии, товарищем Фредерико дель Кастильо — начальником военно-санитарной службы южного фронта.