— Ты чего тут? — спросил Терюхов. — Опять рвать что-нибудь? Я объяснил, чем занимаюсь на Калининском фронте.
— Кстати, — спросил, — а ты не мог бы выделить хоть одну роту для действий в тылу врага? Терюхов хмыкнул:
— Роту! У меня тут знаешь какой народ? Рапортами завалили, рвутся фашистов бить. Но ведь нужно кому-то и со шпалами ковыряться. Я согласился с. этим. А Терюхов вдруг взял за портупею:
— Слушай… Это точно, что твои люди ходят туда? Он кивнул в сторону линии фронта.
— Ходят. Там и сейчас несколько групп действует. Терюхов смотрел мне в глаза, на что-то решаясь, и вдруг сказал:
— А, гори все огнем! Выделю роту! Честное слово! Ведь под моей командой кто? Специалисты-железнодорожники! Им же ничего объяснять не надо, лучше других знают, где и что подорвать! Только — чур! Об этом никому, понял?
— Даю слово, что все останется между нами и Военным советом фронта.
— Все! Присылай инструкторов! В 6-ю железнодорожную бригаду мы направили трех инструкторов во главе с Ф. П. Ильюшенковым. К их приезду полковник Терюхов создал роту добровольцев под командованием капитана П. И. Около-Кулак. Рота насчитывала сто бойцов и младших командиров, Обучить их действительно было несложно. " Уже в июле несколько отделений роты в сопровождении инструкторов совершили первые выходы в тыл врага. Затем рота стала действовать самостоятельно. Впоследствии, узнав об успешных действиях бойцов капитана Около-Кулака, начальство Терюхова, к его досаде и огорчению, отозвало роту из 6-й железнодорожной бригады. Лишь после войны узнали мы, что подразделение отважного капитана долго, успешно и без потерь в личном составе действовало в глубоком тылу гитлеровцев.
Глава 18. Встречи в Москве. Бои за Ржевский выступ
Первым, кого я увидел в штабе инжвойск фронта, возвратясь во второй половине дня 2 июля из поездки в 1-ю Ударную армию, был озадаченный полковник Тимофеев.
— Вы уже информированы? — осведомился он.
— О чем?
— Значит, не знаете… Вот-с, батенька, не зря мы спешили с минированием! Гитлеровцы наносят сильный удар по Масленникову. Новость встревожила. Генерал-лейтенант Иван Иванович Масленников командовал 39-й армией, нависавшей с севера над железной дорогой Смоленск.
— Вязьма, а с востока — над дорогой Вязьма — Ржев. Армия глубоко вклинилась во вражескую оборону, занимая выступ площадью свыше четырех тысяч квадратных километров. Однако «коридор», связывающий 39-ю армию с основными силами фронта, был относительно узок, оставался самым уязвимым участком нашей обороны, составлял предмет постоянного беспокойства командования армии и Военного совета фронта. Естественно, я подумал, что противник нанес удар под основание занятого 39-й армией выступа, стремясь перерезать ее коммуникации. Тимофеев подтвердил, что дело обстоит именно так. В тот же день, давая указания сосредоточить усилия 5-й бригады на минировании оборонительных рубежей фронта, полковник Косарев мрачно заметил, что удар по армии Масленникова, учитывая его силу, может оказаться началом новой попытки вермахта прорваться к Москве. Он высказал вслух то, что было на уме у многих. К сожалению, Калининский фронт не располагал силами, достаточными для восстановления перерезанного противником «коридора» к 39-й армии. Командующий же армией в первые дни боев был ранен и эвакуирован в тыл. Его отсутствие усугубило тяжелое положение окруженных частей и соединений. Тем не менее они мужественно сражались с врагом, прорываясь к основным силам фронта. Мысли о возможности перехода к партизанским действиям у командиров корпусов и дивизий 30-й армии в то время не возникало. Командир одного из стрелковых корпусов даже пресек намерение Т. П. Чепака, находившегося с группой минеров в его распоряжении, остаться в тылу врага и действовать на коммуникациях гитлеровцев. Чепаку приказали прорваться к своим вместе со стрелковыми подразделениями. Минеры понесли совершенно ненужные, ничем не оправданные потери, Пришлось через полковника Косарева просить командующего фронтом дать указание командирам соединений впредь не использовать диверсантов как стрелков, даже в критических ситуациях. В те дни, знойные и тревожные, усиленно минируя фронтовые рубежи, мы узнали о создании Центрального штаба партизанского движения и фронтовых штабов партизанского движения. Одновременно поступил приказ сооружать вблизи линии фронта, на "участках, где наступление противника представлялось наиболее вероятным, тайные склады минноподрывного имущества. Предполагалось, что в случае временного отхода наших войск ими воспользуются партизаны. Чтобы дать представление о масштабах этой работы, скажу, что один только 166-й батальон инженерных заграждений заложил сорок шесть складов. Помогли мы тогда и штабу партизанского движения Калининского фронта, выделив его представителям взрывчатку и мины. С первых чисел июня в тыл врага ушли 73 группы минеров. Выполнив задания, они возвратились в бригаду, почти не понеся потерь. Успешные действия этих отдельных, технически плохо оснащенных групп убеждали: направь мы в тыл противника регулярные подразделения специальных войск, способные осуществлять массовые, планируемые из одного центра операции на вражеских коммуникациях, результат был бы несоизмерим с полученным. По существу, такие специальные войска, действуя вместе с партизанами, могли полностью сорвать доставку пополнения, техники, боеприпасов и горючего армиям врага. Возможно, не удался бы удар гитлеровцев и по Масленникову! Мы много говорили на эту тему с Болотиным, прикидывая, как лучше действовать, пока специальных войск нет, и мучительно раздумывая над тем, как добиться их создания. В итоге раздумий пришли к выводу: надо писать И. В. Сталину! Никто, кроме наркома обороны, Председателя Государственного Комитета Обороны, вопрос о создании специальных войск для ударов по вражеским путям сообщения не решит! С проектом письма ознакомили прежде всего полковника Косарева, полкового комиссара Попова и полковника Тимофеева.