— Вы понимаете, о чем я говорю? — напомнил о себе гость. — Все это время она хотела кого-нибудь убить!
— Да, конечно! — с энтузиазмом кивнул Мак-Артур. — Продолжайте!
— Вот, в общем-то, и все… — пожал плечами доктор и вдруг явно испугался. — Только у меня к вам огромная просьба: не надо обо мне упоминать журналистам… у меня ведь, сами понимаете, какая клиентура… да еще и клятва Гиппократа и все такое…
Мак-Артур решительно кивнул.
— Обещаю, док. Но вот врачебное заключение я бы у вас все-таки попросил… — и, увидев мгновенный испуг Левадовски, торопливо поправился: — Не для публикации, нет… просто как опорный документ. Так сказать, психологический портрет преступника, составленный квалифицированным экспертом.
Скотт Левадовски густо зарделся и удовлетворенно пробормотал:
— Исключительно из уважения к вам, мистер Мак-Артур. Исключительно из уважения.
***
Салли было очень плохо. Сразу же после возмездия, ища, куда скрыться от вездесущей полиции, он кое-как отмылся в ручье от крови безбожного пастора, наскоро простирал рубашку и брюки и побежал в летний парк. Пробрался в мужской туалет и спрятался в единственное подготовленное им убежище — за полированным щитом.
Здесь было темно, прохладно и безопасно, и поначалу Салли испытал огромное облегчение, а потом пришли мысли, и все изменилось. Салли прекрасно помнил, что по законам Библии всякого, кто посягнет на пожертвованное господу, следовало публично закидать камнями. А значит, пастор умер слишком легкой и далеко не такой позорной, какой заслуживал, смертью.
Но Салли тяготило не только это. Соблазнившись покарать пастора, он поставил под вопрос успешность своей следующей акции — публичное наказание Висенте Маньяни! И — хуже того — теперь Салли вообще не был уверен, что все делает правильно! Он не мог этого объяснить, но теперь ему вовсе не казалось, что именно продавший душу дьяволу Висенте — главный источник греха. Он всей кожей чувствовал: вокруг него бродят, проникая даже сквозь стены, куда как более могущественные и страшные силы… но что с этим делать, Салли не знал.
***
Бергман использовал все свое влияние. Сразу же после отстранения от должности он навестил прокурора, пользуясь старой дружбой, заставил себя выслушать и на пальцах объяснил, почему считает Нэнси Дженкинс невиновной в убийствах.
— Но ведь она — сущая психопатка! — обомлел прокурор, выслушав Бергмана.
— Верно, — кивнул Бергман, — вот только все ее душевные проблемы категорически не вяжутся с убийством. Она скорее жертва.
— И что ты от меня хочешь? — недоверчиво прищурился прокурор.
— Не дайте им сконцентрировать следствие на Нэнси. Рядом ходит куда как более опасный зверь, — прямо сказал Бергман. — А Мак-Артур наверняка пойдет по легкому пути — лишь бы дело закрыть.
— Хорошо, это я понял, — кивнул прокурор. — А что за второе дело, о котором ты говорил?
Бергман помрачнел.
— В руках Мак-Артура сейчас находится все, что я собрал на Маньяни.
Прокурор растерянно моргнул и побледнел.
— Бог мой… ты хоть представляешь, что тебя теперь ждет?
— С трудом, — сжал губы в ниточку Бергман.
— Да тебя на клочки разорвут! — заволновался прокурор. — Ты хоть понимаешь, с кем связался?! А теперь еще и Мак-Артур! Он же тебя с превеликим наслаждением этому Маньяни сдаст!
— Я знаю, — вздохнул Бергман. — Поэтому за себя и не прошу. Просто хочу, чтобы если где-то что-то на меня всплывет, ты знал, откуда ветер дует.
Прокурор покачал головой.
— Боже, Тедди… как я тебе сочувствую!
***
Шли часы, затем наступило утро, а предназначенное господом испытание все никак не осуществлялось, и никто в туалет не заходил. А потом Салли уже не смог терпеть, покряхтывая от боли, вывалился наружу и принялся растирать до бесчувствия затекшие ноги. Сумел встать на ноги, не без труда выбрался на яростное летнее солнце и, прихрамывая, подошел к щиту для объявлений и рекламы. Некоторое время разбирал буквы самого большого объявления и вдруг все понял. Явно по наущению нечистого хитрый Висенте отменил торжество в связи с трагическим для всего города событием — смертью его преподобия пастора Джерри.
Салли бессмысленно уставился в щит. Насквозь греховный город не собирался отдавать ему одного из своих предводителей. Хуже того, они вовсе не собирались выбросить труп богопреступного священнослужителя собакам; они хотели похоронить его, как мученика — при огромном стечении народа, с речами и молитвами, под неусыпным контролем все того же Висенте Маньяни, губернатора и даже срочно прибывающего в город епископа.