Она заранее знала, что сейчас произойдет.
«Ну ма-ам… — сразу же заканючит Рональд. — Мы с ребятами уже договори-ились».
«Никаких „договорились“! — жестко осадит его Нэнси. — И Энни поможешь уроки сделать».
«Вот всегда так…» — обреченно пробурчит Ронни, и она, как всегда, подумает, что еще немного, всего-то годик-другой, и Рональд повзрослеет достаточно, чтобы настаивать на своем.
Но пока он молчал.
— Ты слышал, что я тебе сказала? — напомнила о себе Нэнси.
Рональд убито кивнул.
— Что еще за фокусы? — не поняла Нэнси. — Ты со всем согласен?
— Сказал «сделаю», значит, сделаю, — буркнул Ронни и бочком-бочком двинулся в свою комнату.
Нэнси насторожилась и тут же утешила себя тем, что это ненадолго — максимум на пару дней. А затем у Рональда снова возникнут проблемы — и с ней, и с отцом. Такой уж возраст…
Она проводила сына взглядом, быстренько напудрилась, надела свой самый непристойный — брючный — костюм и, представив, какой шок он вызовет у чопорных «подруг», когда она появится в женском клубе, улыбнулась. Это было пусть и небольшое, но удовольствие. Немного подумала и, весело рассмеявшись, сунула в сумочку, украденную в супермаркете, баночку икры. Накормить жен полицейских ворованным — в этом был какой-то особый шик!
***
Денег у Салли не было совсем — получить расчет в Хьюстоне он так и не успел, но времени на сожаления не тратил. Целые сутки он объезжал, а когда закончился бензин, обходил город пешком, отмечая и занося в цепкую избирательную память все, что находил достойным для будущих сладостных трудов.
Собственно уже первым вечером он обозначил на карте греха главное: все восемь перекрестков, у которых в призывных заученных позах стояли раскрашенные, как папуасы, грудастые жрицы порока. И тем же вечером со сладостной тревогой на сердце Салли отметил, что сигареты здесь продают на каждом углу, спиртное — в каждом квартале, а наркотики — чуть ли не в каждом районе.
Он знал, что это не главное, но также он знал, что где одно, там и второе, а падение души в ад порой начинается с самой первой сигареты.
Впрочем, и помимо сигарет и наркотиков в городе хватало проблем. Салли заглядывал в юные, но уже порочные глаза игриво хохочущих, до предела распущенных школьниц, окидывал ревнивыми взглядами статные фигуры разодетых, словно клоуны, парней, часами слушал, как сплетничают о всяких мерзостях зрелые матроны, наблюдал, как просаживают в барах здоровье и стыд еще крепкие, но уже морщинистые, с потухшими взглядами мужчины, и его сердце переполняла скорбь и ярость. Тихий, почти библейский городок стремительно катился в пропасть бездуховности. И через выделенные себе для знакомства сутки Салли твердо знал, что он здесь надолго, возможно, до самого конца, какой ожидает его в конце тернистого пути борьбы с пороком.
Он отыскал самое удобное для наблюдения место — маленькую автозаправку на въезде в город, переговорил с хозяином — плотным, потным, лысым, словно дамское колено, и деятельным, как целое полчище коммивояжеров, итальянцем, продемонстрировал ему все свои умения и спустя полчаса был принят.
— Спать можешь здесь, — милостиво разрешил итальянец. — Расчет, как у всех, — один раз в неделю, по пятницам. Смена двенадцать часов — с шести до шести. Делать будешь все, что скажу. А о страховке и прочей ерунде забудь; я не благотворительный фонд.
Салли охотно кивнул. Ему и не нужна была страховка, — кто-кто, а уж Салли знал, что господь сам позаботится о своем покорном рабе.
— Если буду работать много и хорошо, отгулы брать можно? — смиренно поинтересовался он.
Итальянец окинул его испытующим взором.
— Сначала покажи, на что ты способен.
Салли улыбнулся. Он был способен на многое.
***
На этот раз клубный пятничный торт испекла Сьюзен, и был он такой же белый, невыносимо сладкий, рыхлый и сырой, как и она сама. Однако и поставленная на стол баночка икры оказалась очень кстати. Дамы для виду пожурили Нэнси за расточительность, а затем восторженно защебетали и принялись делать бутерброды.
— Слышали про этого психа Тальбота?
— А что с ним?
— Снова из больницы выпустили. Представляете?
— Да ты что?!
Нэнси криво усмехнулась и, помогая делать бутерброды из ворованной икры, сокрушенно покачала головой. Тальбот был известный в городе эксгибиционист. Примерно один раз в полгода его со скандалом водворяли в хьюстонскую психиатрическую клинику, но проходило время, и он снова объявлялся в городе. Недели на две затаивался, но долго выдержать не мог и однажды появлялся в городском парке или даже в центральном супермаркете со спущенными штанами и сверкающими от возбуждения глазами.