Костя внимательно слушал Полину, даже внимательнее, чем Катя.
— Что бы вы обо мне ни думали, знайте: я хочу быть с Лешей, несмотря ни на что, — подтвердила Катя.
— Я надеюсь, это твое решение — взвешенное и обдуманное, принятое не под влиянием эмоций, — сказала Полина.
— Поверьте, у меня было время все обдумать.
— Я рада, что это так. Я просто хочу, чтобы ты знала: если ты почувствуешь, что все это — выше твоих сил, имей в виду: ты можешь уйти в любой момент. И никто тебя не будет осуждать. Это я тебе говорю как Лешина мать.
Костя с интересом ждал Катиной реакции. И Катя кивнула.
— Ваш сын только что пришел в себя! Я за врачом! — сказала, выходя из палаты, медсестра, и все сразу встали.
Только Алеша пришел в себя, он сразу же тихо спросил:
— Где она?
Катя склонилась над Алешей:
— Я здесь, Леша, с тобой.
— Где Маша? — снова спросил Алеша. Катя даже отшатнулась, словно он ее оттолкнул.
— Маши здесь нет, Леша, — ответила Полина. — А как ты себя чувствуешь?
Алеша молчал.
— Уважаемые родственники, прошу вас немедленно удалиться в коридор, — попросил пришедший врач. — И прошу не забывать: здесь — реанимация.
В коридоре Катя спросила о том, что ее больше всего потрясло:
— Я не понимаю, почему Леша звал эту Машу?
— Катя, да какая разница, кого он звал? Главное — он пришел в себя! — радовалась Полина.
Через некоторое время к ним вышел врач и сказал:
— Самое страшное уже позади. В данный момент сознание у него вполне адекватное. Он будет жить. Но, боюсь, это максимум, на что мы могли рассчитывать.
— В прошлый раз прогнозы тоже были очень плохими, но Леша поправился, победил недуг! — напомнила Полина.
— Это было похоже на чудо. Ожидать подобного во второй раз… Не хочется зря вас обнадеживать.
— Я вас очень прошу, разрешите мне побыть с сыном, — попросила Полина.
— Только в виде исключения. И только вам, — согласился врач.
* * *
Буравин был из тех людей, у кого слово не расходится с делом, поэтому сразу после разговора с Самойловым он отправился к следователю. Тот удивился его приходу:
— Здравствуй, Виктор, чем обязан?
— Здравствуй. Я пришел подать официальное заявление. Я требую расследования по поводу своего разорения. Ведь ты в курсе, что со мной сделал Борис.
Такого поворота событий следователь не ожидал.
— А почему ты не написал заявление сразу, как только узнал, что разорен?
— Был уверен, что произошло какое-то недоразумение. Или Борис опомнится и исправит ошибку, — объяснил Буравин.
— Так поговори с ним, скажи ему это! Выясните наконец ваши отношения. Вы же друзья! Зачем все доводить до официального расследования?
— Я так и собирался сделать. Сегодня мы поговорили.
— И что он сказал? — с интересом спросил Буряк.
— Никакого недоразумения или ошибки не было. Борис разорил меня намеренно и абсолютно не жалеет о том, что сделал. А поскольку разорение произошло явно незаконным путем, я хочу узнать, каким образом Самойлов это сделал. И наказать его! Я сейчас напишу заявление на Самойлова, и ты откроешь дело.
— Для этого нет оснований, Витя, — недовольно поморщился следователь. — Передача всех активов произошла на основании твоей доверенности. По ней ты сам предоставил Самойлову право распоряжаться всем, что тебе принадлежит!
— Это — подлог. Я не подписывал такой доверенности.
— Но ты же сам признал, что подпись действительно твоя. Если хочешь, проведем экспертизу, но…
— Я похож на идиота, Гриша?! Ты считаешь, что я в здравом уме и твердой памяти мог дать кому-то такую доверенность? Поверь, Гриша, я ее не давал. Все это провернул Самойлов. Сегодня я понял, как он меня ненавидит. Он мечтает меня растоптать. С этой же целью он и похищение Лешки на меня повесил!
— Все, что ты говоришь, — из области домыслов. Мне нужны факты, подкрепленные доказательствами.
— Так помоги мне их найти! — попросил Буравин. — Это же твоя работа! Борис меня ограбил. Я прошу тебя об одном: помоги официально доказать, что он сделал все незаконным путем!
* * *
Маша все еще работала в салоне у Риммы, но она уже очень устала и хотела одного — отдохнуть.
— Ну что, я зову следующего пациента? — спросила ее Римма.
— Нет, Римма. Давайте закончим прием, у меня совсем нет сил.
— Там, на улице, еще тьма народа. Прими их, что тебе стоит? — настаивала Римма. — Ты же ведь не лечишь их по-настоящему, энергию не тратишь.