Впрочем, этот застывший на полпути жест был ничуть не лучше полноценной пощечины, а то и хуже, ибо его незавершенность указывала на то, что Треслав действовал сознательно и потом уже не мог сослаться на временное помутнение рассудка, вызванное, среди прочего, голодом.
Он был готов признать, что вид всех этих мух, сдохших, как… собственно говоря, как мухи — tombant commes des mouches, [43] — произвел на него не менее тяжкое впечатление и что попытка пощечины предназначалась для успокоения его собственных нервов, так же как и нервов Джои. Но это его не извиняло — мужчина должен контролировать себя даже в непредвиденных ситуациях, а потеря самоконтроля позорит его не меньше, чем распускание рук.
— Бей мух, если тебе так нужно кого-нибудь бить, — завопила Джоя своим раздирающе-шелковым голосом, — но никогда, никогда, никогда, никогда… не смей даже думать о том, чтобы ударить меня!
В какой-то момент Треславу показалось, что эти нескончаемые «никогда» могут превзойти числом дохлых мух.
Он закрыл глаза, пережидая приступ головной боли, а когда открыл их, Джои в квартире не было. Ночь он провел на диванчике в прихожей, а утром, зайдя в спальню, увидел, что агония прекратилась: ни одна из мух не шевельнула и лапкой. Вооружившись веником и совком, он стал собирать павших, наполнив ими мусорное ведро. Едва он с этим покончил, как приехал брат Джои забирать ее вещи.
— А ее туфли с мухами оставь себе, — сказал он Треславу, как будто подозревая его в намеренном заполнении женской обуви мушиными трупами. — Сестра сказала, что дарит их тебе на память.
Треслав хорошо помнил Джою и был уверен, что она не могла совершить ночное нападение. Ее хрупкий скелет вряд ли выдержал бы немалый вес нападавшей, а тембр ее голоса не мог настолько понизиться. Кроме того, он ощутил бы ее присутствие за несколько кварталов по тонкому звону предельно натянутых нервов.
Не говоря уже о непосредственном контакте с ней, что стало бы гибельным для его рассудка.
Еще был инцидент с намалеванным лицом.
Треслав вспомнил его и тут же выбросил из головы. В этот день он был непривычно бодр, но все же не настолько, чтобы вспоминать в деталях инцидент с намалеванным лицом.
Просидев дома четыре дня и все еще испытывая болезненные ощущения, он позвонил своему врачу. Он мог себе позволить лечение у частного врача — одна из положительных сторон отсутствия жены как дополнительного финансового бремени, — и прием был назначен на вечер того же дня, а не на следующий месяц в стиле государственных клиник, когда он был бы уже либо совсем здоров, либо совсем мертв. Он обмотал шею шарфом, надвинул шляпу на глаза и, выйдя из дому, быстро нырнул в проулок. Двадцать лет назад его пользовал Чарльз Латтимор — отец нынешнего доктора Джеральда Латтимора, — скоропостижно скончавшийся в собственном кабинете спустя пару минут после того, как оттуда ушел Треслав. А еще двадцатью годами ранее Джеймс Латтимор, дед нынешнего доктора, погиб в автокатастрофе, возвращаясь от Треслава, которого он лечил на дому. Всякий раз, посещая доктора Джеральда Латтимора, Треслав невольно вспоминал о судьбе докторов Чарльза и Джеймса Латтиморов и ничуть не удивился бы, узнав, что Джеральд Латтимор невольно вспоминает о том же самом.
«Винит ли он меня в случившемся? — думал Треслав. — Или, того хуже, страшится моих визитов, которые могут привести его к повторению участи отца и деда? Врачи читают судьбу по генам, как гадалки — по кофейной гуще; они верят в неслучайность совпадений».
Каковы бы ни были воспоминания или страхи доктора Джеральда Латтимора, но при осмотрах Треслава он всегда действовал жестче и грубее, чем это казалось необходимым пациенту.
— Сильно болит? — спросил он в этот раз, надавливая на его нос.
— Очень сильно!
— И все же я не думаю, что это перелом. Принимайте парацетамол. Что с вами случилось?
— Налетел на дерево.
— Вы удивитесь, узнав, как много моих пациентов налегает на деревья.
— Я не удивляюсь, в Хэмпстеде полно деревьев.
— Но здесь не Хэмпстед.
— В наше время все мы слишком озабочены, чтобы внимательно смотреть, куда идем.
— И что вас так заботит?
— Все подряд. Жизнь. Утраты. Счастье.
— Может, вам стоит обратиться с этим к специалисту?
— Я обращаюсь к вам.
— Я не специалист в области счастья. У вас депрессия?