Особенно,... 
70 
Он был достаточно осторожен, чтобы не выдать свои истинные взгляды на ситуацию в Газе, и большинство СТЫДящихся выражали удовлетворение его фактическим лидерством. Он оправдал их надежды, придав молодому общественному движению столь нужный популистский импульс с претензией на интеллектуальность.
После скандала с каббалистами они утвердили следующий порядок заседаний: сначала обед в клубном ресторане, в ходе которого разговоры ведутся на пониженных тонах и на безобидные темы, а затем перемещение в комнату на втором этаже, где они могут беседовать уже без опасения быть услышанными и прерванными. В комнату не допускались даже официанты с напитками, что придавало заседаниям привкус таинственности и конспиративности.
Минуло почти два года с той поры, как Финклер примкнул к движению — или, скорее, породил его, если называть вещи своими именами, — и вот он впервые ощутил нарастающую оппозицию своему лидерству. Причины этого были ему пока неясны. Возможно, зависть — даже лучшие из нас не застрахованы от этого недоброго чувства. Он сочинил слишком много коллективных писем. Он слишком часто выступал от их имени в разных телепрограммах. Он фактически узурпировал не только лидерство, но и их общий стыд, став его олицетворением: «Сэм Финклер — СТЫДящийся еврей».
— Они скоро поймут свою ошибку, — предсказывала Тайлер еще в начале этой эпопеи. — Связавшись с таким жадюгой, они скоро обнаружат, что ты загреб себе большую часть стыда, оставив им жалкие крохи.
Однако Финклер был уверен, что может распознать зависть по тому, как люди смотрят на тебя, думая, что ты их не видишь, и по тому, как они стараются тебя не слушать, словно каждое твое слово причиняет им ужасные мучения. Здесь же было что-то другое, менее личное; коллеги скребли подбородки и недовольно щурились, но это недовольство порождалось, скорее, идеологическими причинами. Может, дело было в Газе? Неужто они догадались о его истинном отношении к этой проблеме? В это верилось с трудом: его хитрые ходы порой запутывали даже его самого, что уж говорить про других. Так, среди прочего, он выступил соавтором весьма нашумевшей статьи о непропорциональных реакциях под названием «Сколько зубов за зуб, сколько глаз за око?»
В конце концов он понял, что дело было не в Газе, а в Большом бойкоте — так для краткости именовалось мероприятие, официально известное как «Всесторонний академический и культурный бойкот израильских университетов и иных учебных заведений». На их повестке дня было несколько разных бойкотов, но ни один не мог потягаться с Большим бойкотом, поскольку его организаторами выступали видные деятели науки, — не секрет, что такие меры, как отстранение от участия в международной конференции или отказ солидного научного журнала в публикации статьи, могут быть очень и очень болезненными.
Финклер облил презрением эту идею, назвав ее убогой.
— И что дальше? — спросил он. — Предложим Британскому союзу филателистов бойкотировать лизание израильских марок?
Вдобавок бойкот прерывал общение в той сфере, где это общение как раз могло быть особенно продуктивным.
— Я принципиальный противник всего, что мешает диалогу или торговому обмену, — сказал он, — но особенно вредным и глупым считаю разрыв связей между интеллектуальными элитами, которые всегда были нашей главной надеждой на мирное решение проблем. Тем самым мы только покажем, что закоснели в своих убеждениях и не желаем даже слушать тех, чье мнение рискует не совпасть с нашим собственным.
— А какое еще мнение тут стоит слушать? — поинтересовался Мертон Кугле, самый активный сторонник бойкота.
Он уже давно бойкотировал Израиль частным порядком, исследуя все товары в своем супермаркете на предмет их израильского происхождения и заявляя протест руководству при обнаружении подозрительной баночки или пакета. В поисках «расистской продукции» — по его догадке, чаще всего скрываемой на самых нижних полках и в самых темных углах — Мертон Кугле надорвал поясницу и едва не ослеп.
Финклер относил Кугле к разряду «ходячих мертвецов», чье разложение, как известно, бывает заразным. Когда Кугле открывал рот во время заседаний, Финклеру хотелось свернуться калачиком в углу и тихо умереть.
— По любому вопросу всегда найдется, что еще послушать, Мертон, — сказал Финклер, держась за край стола для большей устойчивости. — И точно так же всегда найдется, что еще сказать.
70 
